– А ведь если кто-нибудь когда-нибудь бог весть с чего и ради какой нелепой или, что ещё хуже, тайной цели взял бы на себя труд прочесть сии записи мои – да разве б поверил он мне? Разве согласился бы трезвым умом и холодной логикой с существованием всех этих бесов, ведьм, чертей и ещё, прости господи, кучи всякой неблагочинной нечисти, обитающей не то чтобы где-то в пекле, а буквально вот на соседней улице? Нет, не поверю, сказал бы он. И был бы прав! Я и сам себе до сих пор не верю. Однако же…
Однако же далее развивать эту мысль не стал, просто потому, что были дела более насущные. К примеру, поспешить в кузницу, где Вакула уж наверняка ждёт его, дабы приступить к обсуждению их тайных планов. То есть той их части, что касались непосредственно двух друзей и Байстрюку известны не были. Не во все детали всех надо посвящать, знаете ли…
А по пути ещё успеть заглянуть в пятикупольный храм Покрова Богородицы, помолиться, свечи поставить и вообще. Хотя в церковь при гимназии Николя ходил прилежно и считался на хорошем счету у батюшки, но в Бога верил не столь сильно и рьяно, как в розовые детские годы.
Думаю, проблема сия в той или иной мере знакома многим образованным людям, ибо сказано в Писании: «Многие знания порождают многие скорби». Так вот, сейчас, глядя на суровые черты Николая-угодника, своего святого покровителя, молодой человек вдруг почувствовал, что очень правильно сделал, утаив часть плана своего от Байстрюка.
Нельзя так безоглядно доверять чёрту! То есть вообще нельзя! Даже если он носит красную свитку и смушковую шапку с малиновым верхом, по-козачьи крутит усы и выглядит перед вами самым что ни на есть настоящим сечевым запорожцем.
Когда Николя широким шагом вышел на тропинку, ведущую к кузнице, то над её крышей уже дымился весёлый дымок, а сквозь открытую дверь долетал звонкий перестук молота. Вакула выставил на подоконник уже шестого человечка, склёпанного из двух длинных гвоздей.
– Сколь ще треба? – не оборачиваясь, спросил он.
– Десятка хватит, дай-кась полюбуюсь на твою работу.
– Пойдёт?
– Побежит вприпрыжку!
– Ну, так то и добре. Сидайте, паныч, я быстро. Може, выпьете чего? – гостеприимно предложил кузнец.
– Не откажусь. Чай есть?
– Нема.
– Кофе?
– Теж нема.
– Горилка?
– И её, проклятой, нема, – искренне посокрушался Вакула. – От вода в бадейке! Пейте ж, паныч!
– Спасибо, – кротко вздохнул Николя.
– Та на здоровьечко ж!
Не успел молодой человек толком сделать пару глотков, как вся кузница явственно вздрогнула.
– Ну шо, панове-добродии, уже зробили? – Прямо из пылающего горна на миг высунулась любопытная физиономия Байстрюка.
– Так вот же тебе, подивись, нечистая сила! – Кузнец с гордостью указал кивком головы на подоконник.
– Добре! От же шоб мне на Туретчине православным Писанием торговать у мечети, як то добре! До закату жду вас у той церкви за Диканькою. Бо доски на гробы для вашей милости уже измерены та обструганы.
– Мы не опоздаем, – сухо подтвердил молодой гимназист. – Но уж и вы там не подведите.
– Як же ж можно?! Берега различаем, выше краёв не плюём, товарищей не пропьём! – с какой-то неуловимой козацкой лихостью объявил запорожский чёрт, фамильярно подмигнул и исчез в снопе искр.
– Шо-то мне трохи зябко, паныч.
– Я тоже боюсь.
– Так я ж не про то!
– Мне-то не бреши.
– Вам не буду, – сдался Вакула, который, как и многие деревенские люди, выросшие на природе, относился к подобным визитам чёрта более настороженно.
Временами он вообще считал, что им бы давно надо сдаться властям или идти на покаяние в самый дальний монастырь где-нибудь на Соловках или за Уралом. И будь даже Николя против, Вакула пошёл бы босиком один, но трезвым умом понимал: чтобы получить отпущение грехов на исповеди, ему пришлось бы попутно сдать на церковный суд всех.
И в первых рядах маму Солоху, которая, как уж тут ни верти, а ведьма. Потом ещё Пацюка, который, не во гнев ему будь сказано, всё же приходится слегка роднёй чёрту, также достойного козака Свербыгуза, который запросто пьянствует с нечистым в шинке, да, по совести, и ту же шинкарку, которая… Нет, её, впрочем, не жалко, она и на каторге не пропадёт.
Посему он лишь со всяческим тщанием помолился в хате перед иконами и отправился в кузницу исполнить честь по чести свою часть договора. Как вы поняли, касающуюся умения работать не головой, а руками. Тут ребята делились обязанностями без обид…
– Что ж, пора бы и отправляться. – Николя, вставая, хлопнул себя ладонями по коленям. – Ты, кстати, куришь?
– Не-е, ни боже мой!
– А честно если?
– Ну там трохи, коли мамо не бачить, – смущённо ухмыльнулся кузнец.
– Люлька есть?
Вакула пошарил где-то в глубине своих необъятных украинских шаровар и наконец выудил коротенькую козацкую трубку с гнутым чубуком на красивой новой цепочке.
– Огниво теж брать?
– Да, разумеется.
– Так всё одно тютюну нема.
– А табак нам и не понадобится, – многозначительно протянул молодой гимназист, вперясь пустым взглядом в нарождающуюся вечернюю зарю. – Не понадобится, ибо не его курить будем…
Какое-то время приятели потратили на сборы, впрочем вполне себе по-солдатски короткие, покидали всё необходимое в мешок, рассовали по карманам и, перекрестясь на далёкие золочёные купола, бесстрашно пустились в путь.
Им надо было до наступления ночи прибыть в заранее указанное чёртом место, а там уже согласно оговорённым ранее в шинке условиям и планам дружно провести некую невесёлую проказу.
Да, да именно так! Уж поверьте, проказы в наши дни бывают разные, но в большинстве случаев цель у них одна – повеселить себя и добрых людей. Но невесёлая проказа?
Ох, да разве придумал бы хоть кто что-либо подобное на всей обширной земле нашей?! Но вот в этом самом случае дело выходило столь кривобоко, что и на хромой козе не подъехать, и шепелявому на морозе не выговорить. Давайте же и мы не станем забегать вперёд, поскольку даже пьяные цыгане никогда не ставят телегу впереди лошади…
Тем более что у приятелей состоялся вполне себе интересный разговор. Кажется, всё началось с того, что Николя в запале бросил через плечо нечто вроде:
– Придём, до рассвета продержимся, а там уж, как солнышко взойдёт, все бесы да ведьмы пусть хоть подавятся своей бессильной злобой!
– Стой, стой! Сохрани вас боже, паныч, – аж споткнулся на ровном месте побледневший кузнец. – Боже сохрани вас на том и на этом свете благословлять хоть кого-нибудь такою побранкою.
