На крыльце курил Хохол, зло рассматривая машину и пытаясь через тонированное стекло разглядеть водителя. Марина вышла, велев Егору пока остаться, приблизилась к Хохлу, небрежно поцеловала в щеку:
– Привет, дорогой! Потерял?
– Что мне терять? Разве у меня что-то было? – усмехнулся он, отвечая на поцелуй. – Ты вот, смотрю, сама не теряешься – не одна приехала.
– Да, не одна. В машине – Малыш, – внимательно наблюдая за его реакцией, ответила она.
– И теперь ты хочешь, чтобы я ушел? – тихо спросил он, прижимая ее руку к своей груди. – Ты хочешь, чтобы я не мешал вам сегодня?
– Ты не понял, Женя, – он вернулся насовсем. Это его дом, он имеет полное право жить здесь... – Марина осторожно отняла руку и погладила его по щеке. – Женя, поверь – если ты сам решишь уйти, мне будет очень тяжело, ведь я тебя люблю, ты знаешь, но и заставлять тебя жить здесь и видеть каждый день моего мужа рядом со мной я тоже не могу. Если ты захочешь меня оставить, я пойму...
– А ты? Как ты сама хочешь? – требовательно глядя ей в глаза, спросил Хохол. – Скажи мне, как я должен поступить, по-твоему?
– Если бы я это знала, то многих проблем сумела бы избежать... Реши сам, а я приму любой твой выбор...
Хохол повернулся и ушел к себе в комнату, даже не вышел к ужину, хотя прежде всегда садился за стол – так было заведено.
Коваль же все время смотрела на Егора и не верила, что он вернулся, что он дома, с ней. Малыш сидел за столом в своем бордовом шелковом халате, наслаждался Дашиными котлетами и выглядел абсолютно счастливым.
– Детка, ты совсем ничего не ешь, – укоризненно сказал он. – Хочешь, я тебя с ложки, как маленькую, покормлю? Ты ведь любила это раньше, помнишь?
– Не надо, что-то аппетит пропал, – отказалась она, подвигая к себе чашку чая.
– Переживаешь? – поинтересовался Егор, откидываясь на спинку стула и закуривая сигару.
– Не в том дело. Я все думаю, как преподнести эту новость Димке, да и еще есть кое-что, от чего он тоже не запрыгает... Представляешь, Колька жениться собрался.
– Ну и что? Он не мальчик уже, вполне может семью создавать.
– Да ты спроси сначала, на ком! – взвилась Марина.
– Ну и?
– На Ветке!
Малыш захохотал так, что затрясся стол и забренчали стоящие на нем чашки и тарелки.
– Что смешного? Ты представляешь себе эту свадьбу и дальнейшую семейную жизнь?! Эта сучка переспала с половиной нашей семьи, пропустив только моего отца и тебя!
– Не понял... – Егор перестал смеяться, вопросительно глядя на жену. – То есть?
– Что – «то есть»? Она и брательничка моего отоварила, когда он сюда приезжал с комиссией, говорит, все три дня из ее койки не выныривал! – зло бросила Коваль, отбирая у него сигару и затягиваясь, в момент задохнувшись и кашляя. – Черт, никак не запомню, что их в затяг не курят!
Егор осторожно вытащил сигару из тонких, чуть подрагивающих пальцев:
– Не хватайся, раз не умеешь. Ну, дает ведьма! Это же надо... О, кстати, хотел спросить – а как это тебе удалось не позволить ей и со мной в постели оказаться? – игриво посмотрел на Марину муж.
– Она что – камикадзе? – удивилась она. – Я ничего два раза не объясняю, и Ветка это знает.
– Обалдеть, Коваль! А если бы я сам?
– Рискни – и это будет твоя последняя женщина! – ласково прошипела она, глядя ему в глаза исподлобья.
– Моя последняя женщина – ты, Коваль, – совершенно серьезно ответил он, взяв ее за подбородок и целуя в губы. – Ты совершенно не понимаешь шуток.
– Не шути этим больше, – попросила Марина, отвечая на его поцелуй и обнимая за шею. – Все, что угодно, только не Ветка в твоей койке.
– Тогда у тебя нет выбора, – пошутил Егор, забираясь руками под ее халат и сжимая грудь. – Идем...
– Егор, это отвратительно – ты только и думаешь что о сексе! Остепенись!
– Не дождешься! – зарычал он шутливо, хватая жену на руки. – Где у нас спальня, детка, я забыл?
– Ой-ой-ой! Не кокетничай, строитель! – болтая ногами в сабо на небольшом каблуке, засмеялась Марина. – Уж что-что, а спальню ты найдешь без проблем!
И надо же было именно в этот момент Хохлу пойти зачем-то в каминную... Когда он увидел Коваль на руках у Егора, счастливую и хохочущую, его лицо сделалось белым, как стена, глаза злобно заблестели, он развернулся и почти бегом скрылся в своей комнате.
– Ух ты, как все сложно у нас! – протянул Егор, провожая его взглядом. – Коваль, а ведь он тебя любит, ты это знаешь?
– Открыл Америку!
– Нет, ты точно стерва! Не боишься, что он тебе голову отвернет?
– Егор, ты спятил! Хохол лучше себе что-нибудь отвернет, ну, или тебе – как вариант, – усмехнулась она, взъерошив его волосы. – Так что кому еще надо бояться. И вообще – давай не будем говорить об этом, мне не очень приятно, я и так все время чувствую вину перед ним...
– Ого! Да у нас прогресс – Коваль чувствует себя виноватой! – подколол муж. – Это что-то новое. Не сомневаюсь, кстати, что ты частенько пользовалась этим чувством, чтобы склонить Хохла к своим любимым забавам.
– И то верно! – притворно скромно опустила Марина глаза, и, не выдержав, фыркнула и расхохоталась, вспомнив удивленное лицо Ветки, которая это случайно увидела. – А ты не хочешь?..
– Вот уж увольте меня на сегодня от ваших приколов, Марина Викторовна! Я человек немолодой...
Эта фраза вызвала у Марины новый приступ веселья – «немолодой» Малыш мог загонять в поле зайца, если бы ему вдруг зачем-либо это понадобилось, а уж в постели ему вообще равных не было.
– Что ты смеешься? Отдыхать надо, дорогая, от всего надо отдыхать, в том числе и от этого!
Коваль согласилась – она и сама чувствовала усталость после перелета и последующего бурно проведенного дня в Егоровой квартире, поэтому они просто завалились в постель и уснули, обнявшись. Марина всю ночь ощущала его дыхание на своей коже, его руки, обхватившие ее и прижимающие к себе, и от этого становилось уютно и спокойно, словно все в жизни наладилось и пришло в норму.
Если бы кто-нибудь сказал в тот момент, как сильно она заблуждается...
Слухи о новом любовнике Коваль распространились со скоростью звука. Уже через день в Маринином офисе все служащие были в курсе, но она не обращала внимания – не хватало еще оправдываться! Коваль готовилась ко дню рождения, и ей было совершенно безразлично, кто и что о ней говорит.
Проведя остаток дня в «Бэлль», она снова стала брюнеткой с нарощенными волосами и чувствовала приятное возбуждение от этой перемены. Хохол, истомившийся в кресле с журналом, облегченно вздохнул, когда Марина наконец вышла к нему:
