– Так, вот и доброволец! Ты кого в суд тянуть собрался, уж не меня ли? – поинтересовалась Марина совершенно спокойно, закурив новую сигарету. – Не слышу! – Она так стукнула кулаком по столу, что подпрыгнула тяжелая пепельница, стоявшая перед ней.
Повисла гробовая тишина, Речнев уже жалел, что так опрометчиво открыл рот, но слово, как известно, не воробей.
– Тяжелый случай, мужики, – за слова надо отвечать, и это не только в моем окружении так принято, это по жизни так. Сейчас у вас есть только один выход из создавшейся ситуации, причем он единственно верный и безопасный, – вы все тихо-мирно пишете заявления об уходе и валите отсюда так быстро, как только сможете, а я забываю обо всем, что тут случилось, и все довольны. Решаем быстро, думать некогда – мне еще ведь замену вам нужно искать.
– Но... – начал было Ежов, но Коваль заорала так, что он отшатнулся:
– Не надо «но»! Я сказала – некогда думать!
Словом, к моменту приезда Комбара Марина уже держала в руках пять заявлений об уходе, оставив клуб без директора, начальника команды, пресс-атташе, второго тренера и администратора. И ведь теперь надо кого-то сюда ставить...
– Комбар, Марадону сюда, чтобы через тридцать минут были оба!
Пока Матвей мотался на базу, Коваль успела позвонить в Москву племяннику, который был очень рад ее услышать.
– Колек, дело в следующем, – сразу начала она, не откладывая в долгий ящик. – У меня к тебе предложение – ты ведь юрист у нас, так?
– Ну, вроде бы.
– Вот. Следовательно, ты не только в строительном праве сечешь?
– Разумеется – образование-то фундаментальное, потом уж специализация. – Племянник враз стал серьезным и избавился от дурашливых ноток в голосе – их черта, фамильная!
– Отлично. Коля, я в заднице – только что разогнала все руководство футбольного клуба, в котором президентствую. Мне нужен свой человек, который не будет лезть в мой карман и сделает все, как положено. Как ты на это смотришь?
Николай помолчал немного, а потом осторожно переспросил:
– Ты меня хочешь взять, что ли?
– Я предлагаю попробовать, а там видно будет.
– Я не знаю... но можно, в принципе. А что надо делать?
– Коль, знала бы прикуп – не парилась бы, – вздохнула Марина. – Но тут ведь есть люди, которые знают, как это все работает, помогут...
– Ну, встречай меня завтра, – решительно сказал племянник, и Коваль даже растерялась:
– Как – завтра? А родители?
– Слушай, Марина Викторовна, мне ведь не пять лет – я взрослый мальчик, я даже с девочками уже сплю! – усмехнулся он.
– Поганец! – возмутилась она. – Ты как с теткой разговариваешь?
– Ой-ой! С теткой! Ладно, тетка, давай завтра все обсудим, и мое поведение в том числе.
Да, племянничек оказался весь в тетку – тоже не откладывал в долгий ящик. Марина положила трубку и сжала пальцами переносицу – голова вдруг заболела с дикой силой, даже мухи полетели перед глазами, такое бывало только раньше, когда после ранения в височной доле развилась гематома, и вот опять... Первым заметил побледневшее лицо хозяйки Сева:
– Марина Викторовна, вам плохо?
– Да, голова раскалывается, – пробормотала она, стараясь не делать лишних движений и не трясти головой. – Принеси мне пару таблеток из машины...
– Может, укол лучше?
– А сумеешь?
– Обижаете, Марина Викторовна, мы ж спецназовцы, нас этому учат! – отозвался Гена. – Я вот даже заинтубировать трахею могу подручными средствами!
– Это лишнее – я еще дышу. Так не стойте тогда, сделайте что-нибудь, – попросила Марина, не открывая глаз.
Укол Гена сделал молниеносно, Коваль даже не поняла, когда и как он успел, вроде только начал – и уже:
– Все, локоть согните, Марина Викторовна!
– Ты молодец, Гена, рука у тебя легкая!
Ей полегчало, но не настолько, чтобы прийти в нормальное состояние, и это пугало. Только разболеться сейчас и оставалось, самое время!
Телохранители оказались парнями с догадкой, Сева поднял хозяйку на руки и понес в машину, не слушая вялых возражений на тему необходимости встречи с Комбаром и Марадоной.
– Вам в больницу надо, насколько я в этом понимаю!
– Не сегодня. Поедем домой.
Как добрались до «Парадиза», Марина уже не помнила, задремав на заднем сиденье джипа и проснувшись только от прикосновения рук Хохла, пытавшегося вытащить ее из машины.
– Что, мы уже дома?
– Дома-дома, не разговаривай, я тебя сейчас унесу и уложу в постель, и до конца недели никуда ни шагу!
– Перестань, Женя, мне и так хреново. Завтра племянник мой прилетает, Колька, его надо встретить.
– Без проблем – встречу.
– Жень, я забыла совсем – как твоя ключица? Тебе ведь тяжелое нельзя поднимать, а ты меня на второй этаж пёр.
– Обалдеть! Тяжелое – это ты, что ли? – засмеялся Хохол, убирая с ее лица челку. – Твои пятьдесят кило я могу унести и одной рукой, не льсти себе! «Тяжелое»! Ладно, пойду я, отдохни немного, поспи. Что на ужин хочешь?
– Ничего не хочу, мне плохо, и тошнит все время. Включи кондиционер – жарко.
Воздух в комнате почти мгновенно стал прохладным и свежим, стало легче дышать, и даже головная боль немного уменьшилась, но в висках все равно стучало. Сколько прошло времени, Марина не знала, было ощущение, что всего несколько минут, но вошедший тихонько Женька был в тренировочных брюках и без майки, значит, бегал, значит, утро уже...
Она вдруг осознала, что почему-то не видит прикроватной тумбочки слева, только повернув голову, смогла взглянуть на часы, стоящие на ней. Это было странное ощущение – переведя взгляд на картину напротив кровати, Марина перестала видеть стоящего в дверях Хохла.
– Ну, ты даешь, дорогая! – заметив, что она не спит, произнес он, усаживаясь рядом на кровать и беря ее руку в свои. – Спишь и спишь, я уже волноваться начал – ты ж со вчерашнего обеда голодная и не встаешь ни в какую. Как твоя голова?
– Не знаю... вроде на месте, – с трудом ворочая языком, ответила Марина. – Только тошнит, и запах... чем тут так пахнет? Рыбой какой-то, что ли?
– Ничем, по-моему, тут не пахнет, – потянув носом воздух, ответил Хохол.
– Да как не пахнет, когда просто дышать нечем? – разозлилась Коваль и вдруг осеклась – навязчивый запах и тошнота, выпадение полей зрения – признаки гематомы или какого-то процесса в мозге... она все же нейрохирург, знания не выветриваются так быстро...
– Ты что, киска? – удивленно спросил Хохол, глядя на ее слезы.
– Женя... у меня в голове что-то...
