— Радуйтесь, Михаил. Имени убийцы я пока не знаю.
— Ну вот, снова сказка про белого бычка… — всплеснул руками Лопатников.
Затем он по секрету признался Турецкому, что вся эта тягомотина ему начинает серьезно надоедать. Нет покоя ни дома, ни на работе. Боже упаси, он не имеет ничего против Турецкого, но рано или поздно, видимо, взорвется. И сколько еще должно произойти убийств, чтобы у людей, ответственных за расследование, заработали наконец мозги? Турецкий популярно объяснил, что убийств больше не будет (разве что убьют самого Турецкого, но это пустяки), поскольку убийца своим последним злодеянием оборвал последнюю ниточку, способную на него вывести. Проще говоря, поставил точку в нелегком деле.
— Вы последним уходили из прокуратуры?
А вот этого Лопатников как раз не знает. Когда он закрывал кабинет, перед ним в вестибюль юркнула Оксана, а больше он никого не видел, кроме ребят из вневедомственной охраны, которые недавно заступили. Милиционеры курили на крыльце. То есть возможность подсыпать «сонную» гадость в графин с водой была отнюдь не гипотетической. Последнюю мысль Турецкий не озвучивал, чтобы окончательно не расстраивать парня. Он с кем-то говорил по телефону, и Шеховцова слышала, что он громко смеялся?.. Да, он звонил Ангелине Юрьевне, извинялся, что не смог вовремя уйти с работы (не будем показывать пальцем, по чьей милости), но обещал, что вечер будет томным, романтичным и надолго запоминающимся. Вечерок удался на славу. Да и ночь не подвела. Нет, ни по каким сомнительным заведениям они с Ангелиной Юрьевной не болтались, все свершилось дома, в уютной холостяцкой квартире. Разумеется, в течение вечера и последующей ночи он из дома не уходил, и Ангелина Юрьевна этот факт с готовностью подтвердит. Еще бы она не подтвердила…
Оксану Гальскую он подкараулил на центральном рынке. Перед этим он пришел к ней домой, представился пожилой симпатичной женщине, и та подробно объяснила, где найти дочь. Нет, ничего не случилось, да, он командированный из Москвы, да, Оксана симпатичная девочка, он обязательно придет к ним в гости еще раз — пусть не в этой жизни, так в следующей. В женской психологии он худо-бедно разбирался, сообразил, что в продуктовые ряды Оксана пойдет в последнюю очередь. Он завернул в косметический павильон. Оксана стояла в стороне от прилавка и обновляла тушь перед карманным зеркальцем. Она то щурилась, то делала больше глаза, то часто моргала. При этом она что-то тихо напевала.
— Никогда не мог понять, — вкрадчиво сказал Турецкий, — почему женщины не могут наносить тушь на ресницы с закрытым ртом?
«Птица-секретарь» втянула голову в плечи (дескать, опять эти голоса), надела на приобретение крышечку, убрала в косметичку, косметичку — в сумочку. Неторопливо повернула голову. Не такое уж у нее благодушное настроение, заметил Турецкий.
— И здесь нашли, — последовал ответ. — Разумеется, вы случайно зашли в косметический салон. Все мужчины ходят по косметическим салонам. Нашли уже своего убийцу? Ах, простите, вы же знаете имя убийцы…
— Не знаю, — возразил Турецкий, — но, кажется, догадываюсь. Не волнуйтесь, Оксана, скоро я вас всех оставлю в покое. Расскажите, пожалуйста, как вы провели вчерашний вечер?
Нормально провела. После беседы с Турецким Оксана побежала в приемную, собрала вещи и понеслась домой. Она не обязана покидать прокуратуру только после прокурора. Она не капитан гибнущего судна, чтобы уходить последней. Возможно, Виктор Петрович еще не ушел. Поздоровалась с охранниками, заступившими на смену (а оба так и курили на крыльце), побежала домой. На столе лежала записка от мамы — мама еще в обед уехала к старой знакомой на дачу. Привезли ее на машине поздно ночью — Оксана уже спала. Чем занималась весь вечер? По крышам гуляла! Что она могла делать? Полежала в ванной, посидела перед телевизором, постояла перед открытым холодильником. Проснулась в половине второго ночи, когда на цыпочках вошла мама, стала рассказывать, как у дяди Бори посреди поля сломалась машина, как больше часа дозванивались в автосервис, а потом пошли пешком до райцентра…
Он участливо кивал, затем признался, что их беседа — пустая формальность, но через нее надо пройти, он надеется, Оксана не будет возражать, что их беседа была записана на диктофон? Пожелал приятного дня и зашагал к машине. А вот последний визит стал серьезным испытанием. Во-первых, следователь Ситникова, открывшая ему дверь, была одета чисто условно. Прозрачный пеньюар поверх белья не скрывал обнаженное тело, а очень выгодно его подчеркивал. Во-вторых, от нее исходил пронзительный запах алкоголя. Турецкий стушевался. Хороша завязочка — пусть и выходной, но пока еще утро…
— Ага, — сказала следователь Ситникова, — Шерлок Холмс, наше вам. Пришли меня арестовать? Хотите войти?
— Могу подождать, пока вы оденетесь, — проворчал Турецкий.
— Да бросьте вы эти условности… — она схватила его за руку, втащила в прихожую. От резкого движения закружилась голова — ему сегодня такие встряски были нежелательны. Не успел он опомниться, как оказался на диване — слева торшер, похожий на аиста, справа открытый сервант, ноги подпирает маленький столик, на котором красуется наполовину пустая бутылка армянского бренди и надкусанная груша… Его окутывал назойливый запах спиртного — пока еще не перегара. Женщина находилась в угрожающей близости. Ей только того и не хватало, как затащить в свои объятия любого мужчину! Она подалась к нему, шумно задышала, он в ужасе обнаружил, что ее глаза окутывает пелена тумана, раскрылся рот, готовый его съесть…
— Простите, мэм, я, кажется, на работе, — пробормотал он, но цепкие ручонки уже обвили его за шею, одна из рук поползла по загривку, стащила с него бейсболку, он вздрогнул, почувствовав боль — упругие пальцы коснулись раны на затылке. Она тоже ее почувствовала — задумалась, убрала руку, но решительности не утеряла, продолжала свои изыскания в других местах. Не сказать, что это было противно, но как-то не был он готов к подобному времяпрепровождению.
— Ну, давайте, детектив, утешьте даму. Вы же видите, даме так непросто сегодня… — она шептала ему в ухо, тянулась к нему, как ребенок к материнской груди, толкнула — он повалился в угол дивана между спинкой и подлокотником, а она уже прижалась к нему грудью. Он чувствовал, как колотится ее сердце, чисто рефлекторно оторвал от себя свои руки, положил их ей на талию, и она тут же застонала, стала извиваться в предвкушении близости, впилась ему в губы своим дерзким ртом, цепкие пальчики поползли к воротнику, стали расстегивать рубашку…
Телефон зазвонил, когда он чуть не сдался. Опомнился, включил критичность сознания, стряхнул с себя женщину, тяжело дыша, начал шарить по карманам.
— Слушаю…
В трубке многозначительно помолчали.
— Здравствуй, любимый, — неуверенно сказала Ирина.
Голова понеслась вихрем, он стал искать точку опоры, ткнулся ладонью в подлокотник дивана, сохранил равновесие. Адским пламенем заполыхали щеки.
— Здравствуй, говорю, любимый, — повторила Ирина. — Ты почему так тяжело дышишь?
— Здравствуй, Ириша… — сипло выдавил он. — Прости, ты так неожиданно…
