— Так это из-за аварии она отстает в развитии?
— Да. И я думаю, из-за лекарств, которые вводили Любе… — Клавдия Семеновна вновь замолчала, а затем, глядя прямо в глаза Гордеева, твердо добавила: — Людочка моя любовь и моя боль. Я готова на все, чтобы с ней ничего не случилось…
— Понимаю…
— Я могу пойти ради нее даже на обман, — сказала Морозова и выразительно взглянула на адвоката.
Гордеев кивнул:
— Кажется, я догадываюсь. Значит, заявление Злотникову вы сделали, чтобы оградить внучку от какой-то опасности?
— Да.
— Как же это произошло? — недоумевал Гордеев.
— Не все ли равно? Сделанного не воротишь. И ничего уже нельзя изменить.
— Тогда тем более, — Гордеев старался говорить как можно более убедительно, — если изменить нельзя, вам нечего бояться. Вы смело можете мне рассказать, при каких обстоятельствах вас вынудили написать заведомо ложное заявление.
Клавдия Семеновна немного помолчала, как бы собираясь с духом, отхлебнула из чашки уже остывшего чая и, наконец, произнесла:
— Хорошо, я расскажу. Все равно, если вам вздумается повторить это на суде, я скажу, что все выдумки…
— Конечно, — беспечно махнул рукой Гордеев, — вам нечего бояться.
— На прошлой неделе мне позвонила воспитательница Люды из спецшколы. Она сказала, что Люда пропала, ее нигде не могут найти. Я кинулась в школу, ее слова подтвердились… Людочки и след простыл. Я чуть с ума не сошла. Мы вместе с воспитательницами обегали всю школу, заглянули в каждый закоулочек. Опросили ее подруг… Никаких результатов…
— То есть она исчезла из школы?
— Да. Я тут же обратилась в милицию, но там ответили, что начнут поиски только через три дня…
— Да, к сожалению, у нас такие правила, — подтвердил Гордеев. — Сначала нужно подождать, — может быть, пропавший явится сам. Много, знаете ли, таких случаев, когда люди сами возвращаются.
— Плевать мне на их правила! Я-то прекрасно знаю, что девочка никуда, буквально никуда не могла пойти.
— И тем не менее… — вздохнул Гордеев.
— Короче говоря, в милиции меня не захотели и слушать. Весь вечер и всю ночь я обзванивала больницы и морги… Никаких следов. Телефоны, по которым можно было звонить, закончились, постепенно угасала и всякая надежда. А утром вдруг раздался громкий стук в дверь… Я открыла, на пороге стояла Людочка… Живая и невредимая. Помню, я так закричала от радости, что соседи высыпали из своих дверей… Подхватила Людочку на руки…
Клавдия Семеновна тихонько заплакала, аккуратно промакивая слезы, обильно скатывающиеся по ее морщинистым щекам, белоснежным платочком.
— И что рассказала девочка? Где она была? — Гордееву не терпелось узнать подробности этой странной истории.
— Да… В руках у нее была большая, очень красивая кукла. Людочка сказала, что какой-то добрый дядя подарил ей ее, а потом они долго катались на большой машине. И радостно добавила, что дядя обещал еще ее покатать… Я закрыла дверь и подбежала к окну. Внизу, у подъезда, стояла большая серая машина, в нее сел какой-то мужчина в желтой кожаной куртке. Тут же зазвонил телефон, и я подняла трубку..
— Звонил похититель, — догадался Гордеев. — Да…
«Значит, шантаж, — подумал адвокат. — И в случае с Соловьевым, скорее всего, тоже».
— Что же он потребовал?
— Он сказал, что если не хочу совсем потерять внучку, то должна написать заявление и отнести его следователю Злотникову, в прокуратуру.
— Он предупреждал, что заявление касается Варганова?
— Да. Я ведь спросила, что за заявление. А он чуть хмыкнул и ответил, что. это касается моего шефа. И добавил, что шутить они не любят и второго предупреждения не будет. Либо я отнесу заявление, либо никогда не увижу Людочку. И дал отбой. Я тут же подошла к окну — серой машины уже не было, видимо, он говорил со мной, уже отъехав от дома.
— А вы не запомнили лицо этого человека в желтой куртке?
Клавдия Семеновна отрицательно покачала головой:
— Нет. Он ведь стоял внизу, а у нас седьмой этаж. И смотрел он вниз.
— Понятно… А машина? Какая марка?
— Кажется, «мерседес». Но я совершенно не уверена. Вы понимаете, я была в таком состоянии, что мне было не до этого…
— Да, понимаю… А что вы должны были написать в заявлении, он сказал?
— Нет. Текст заявления, распечатанный на принтере, лежал в кармане Людочкиной шубки. Я особенно и не вдумывалась в содержание. Просто тут же переписала его от руки, как требовали, подхватила Людочку и бросилась в прокуратуру. Там передала письмо следователю. — Клавдия Семеновна выжидающе посмотрела на Гордеева. — Вот, собственно, и все…
— И с тех пор они больше не появлялись?
— К счастью, нет… Да и зачем им лишний раз появляться — я ведь выполнила их требование.
— Да, с их стороны это было бы непростительной ошибкой… Но вы, Клавдия Семеновна, должны понимать, что из-за этого заявления Варганов может получить дополнительный срок, — жестко произнес Гордеев.
— Конечно, понимаю… Знаете, я никогда в жизни не солгала… Ни разу. А чтобы на работе — так это вообще исключено… За это меня Виталий Викторович и ценил. И вот я мало того что солгала, так еще и хорошего человека под монастырь подвожу… Этот мой поступок как камень на шее висит… И главное — ничего сделать не могу. Если Людочка опять пропадет, я этого не перенесу.
— Я понимаю, — сказал Гордеев, — но так оставлять тоже нельзя. Это ведь все враги Варганова. Они организовали две страшные провокации и упекли его в тюрьму.
— То есть все эти слухи про Виталия Викторовича неправда?
— Как вы могли поверить? — удивился Гордеев.
— Ну а то, что говорят по телевизору? — недоверчиво посмотрела на него Морозова.
— Вранье от первого до последнего слова. И у меня есть доказательства. Ну сами подумайте, Клавдия Семеновна, неужели взрослый, уравновешенный, известный господин ни с того ни с сего будет насиловать несовершеннолетнюю девушку прямо в поезде, на глазах у всего вагона? Бред!
— Я, конечно, согласна, но ведь говорят…
— Чистейшей воды провокация, и я уже доказал это. То же самое с деньгами, которые подсунули Варганову в стол.
— Неужели они все врут?
— Да. Все так называемые доказательства вины Варганова добыты таким же чисто уголовным способом, как ваше заявление, понимаете?
— Наверное, так и есть, — неуверенно проговорила Клавдия Семеновна.
Гордеев перевел дух и посмотрел на Морозову. Выражение ее глаз как-то смягчилось, и он решил попробовать:
— Клавдия Семеновна, вы заберете заявление?
— Нет. — Морозова отрицательно покачала головой. — Не могу я его забрать…
