— Не вопрос. Можем, но несильно, — отозвался Гордеев.
— Сильно я и сам не могу. Служба, понимаешь…
Из кафе Гордеев и его друг выбрались под вечер.
В процессе возлияний было принято единодушное решение, что идет оно все к бую, а главное — это дружба.
— Поехали ко мне в Коломяги, — предложил Вадим.
— Поехали. Это в Финляндии? — тут же согласился Гордеев.
— Почти, — серьезно ответил Вадим.
Они поймали машину и скоро мчались по Невскому. На пересечении с Литейным водитель притормозил. Гордеев увидел в ярком электрическом свете группку вызывающе одетых девиц. Одна из них, заметив его взгляд, быстро распахнула короткую шубку. На ней не было ничего, кроме черных ажурных колготок.
«Простудится ведь!» — подумал Гордеев, закрыл глаза и провалился в сон.
Проснулся Юрий пасмурным утром в комнате, носившей следы вялотекущего ремонта. Кроме дивана, на котором он спал, здесь не было никакой мебели. А сам диван стоял посередине помещения под свисающей с беленого потолка лампочкой. Она горела противным желтым огнем, совершенно бесполезным при свете дня.
Гордеев полежал некоторое время, глядя на лампочку и борясь с дурнотой. Потом поднялся и обнаружил, ч+о спал в майке, трусах и носках. Огляделся, надеясь увидеть остальную одежду, но ее не было. «Может, это вытрезвитель?» — с ужасом подумал Юрий, силясь вспомнить подробности вчерашнего вечера.
И тут в комнату вошла молодая, улыбчивая женщина в домашнем халате. Она несла за крюк вешалку, на которой висел его костюм.
— Доброе утро, Юрий Петрович, — ласково сказала женщина. — Меня зовут Вика, я жена Вадима.
— Очень приятно, — нетвердым голосом сказал Гордеев, стараясь прикрыть голые ноги одеялом и иметь достойный вид.
— Одевайтесь. Мы ждем вас на кухне. — Она положила одежду на диван и вышла из комнаты.
— Спасибо, — больным голосом вымолвил Юрий и принялся одеваться.
Через несколько минут он сидел за столом напротив слегка растерявшего румянец Вадима.
— Ну что, московский гость, как самочувствие? — поинтересовался он.
— Честно говоря, неважное. — Юрий ощущал, что центр тяжести в голове постоянно смешается, перенося боль из одного угла черепа в другой.
— Викуля, неважное у нас состояние, — жалобно сказал Вадим.
— Машину где бросил, горе мое? — Женщина поставила перед мужчинами тарелки с яичницей.
— Возле вокзала. Сегодня заберу, — живо отозвался Вадим и подмигнул Гордееву.
Тот мотнул головой в ответ, и острая боль слепила судорогой веки.
— Ладно, лечитесь. — Вика вытащила из холодильника початую бутылку водки.
— Я ее видеть не могу, — простонал Юрий.
— А ты не глядя, — наполнил рюмки Вадим. — Лечи подобное подобным.
Гордеев зажмурился и выпил. Скоро болезненные симптомы начали волшебным образом исчезать. Голова перестала быть инородным телом. Мысли прояснились, и Юрий почувствовал угрызения совести. Он фактически потерял весь вчерашний день, не сделав никаких практических шагов для поисков Ангелины.
Он быстро расправился с яичницей и достал из кармана салфетку, на которой записал накануне адрес девушки.
— Проспект Испытателей, — вслух прочитал он. — Это где?
— Совсем недалеко. — Вадим протянул руку к бутылке, но Вика заметила это и спрятала спиртное в холодильник.
Вадим вздохнул и несколько раз нюхнул воздух над тем местом, где только что стояла водка.
— Шут гороховый, — засмеялась Вика. — Это действительно совсем недалеко, — сказала она, повернувшись к Гордееву. — Минут десять пешком. Конечно, смотря какой номер дома…
— Номер пятнадцать, — сверился с записью Юрий.
— Это подальше, — прокомментировал Вадим. — Я бы тебя подвез, но за машиной еще ехать придется.
— Ничего, пройдусь.
— Вы где остановились? — поинтересовалась Вика.
— Пока нигде. Все будет зависеть от результатов сегодняшнего дня, — объяснил Гордеев.
— Вы можете пожить у нас. — Вика взглянула на мужа. — Посидим втроем, пообщаемся. А то, боюсь, наша вчерашняя беседа совершенно выветрилась из вашей головы.
— Да уж, — промямлил Гордеев.
Вика вышла с кухни.
— Хорошая она, правда? — сказал Вадим и потянулся к холодильнику.
— Оставь бутылку в покое, — донесся из глубины квартиры голос Вики.
— И умная очень, — вздохнул Вадим и рассмеялся.
Вадим и Вика проводили Гордеева до угла Коломяжского проспекта.
— Вам направо, — показала рукой Вика. — Вот он, проспект Испытателей. А мы на метро.
— Звони, старик, на трубу, если что, — сказал Вадим. — А вечером заезжай в гости. Все просто — станция «Пионерская» и дальше прямо. Дом, квартиру помнишь.
— Ладно. Договорились. Спасибо. — Гордеев попрощался с гостеприимными супругами и пошел по продуваемому ветром проспекту, с удовольствием вдыхая морозный и чуть солоноватый воздух.
Юрий остановился у двери, отделанной розовым дерматином. Он еще толком не знал, как объяснить свой визит, и надеялся на импровизированное решение или счастливый случай, которые всегда приходили ему на помощь в подобных ситуациях.
За дверью послышался шум, она распахнулась так резко, что едва не сбила адвоката с ног. На пороге стояла юная красотка в короткой норковой шубке. Она неприязненно оглядела Юрия.
— Мне нужен Лонской Олег Михайлович, — сказал Гордеев, невольно глядя на длинные, стройные ноги девушки.
— Там. — Красавица махнула рукой в сторону темной прихожей и продефилировала мимо Юрия.
Он остался перед открытой дверью, постоял немного и вошел в квартиру. Пахло пригоревшим кофе и духами. Гордеев прошел мимо большого зеркала встроенного шкафа к двери в комнату.
— Убирайся к черту! — услышал он резкий мужской голос. — Видеть тебя больше не желаю!
Юрий услышал торопливые приближающиеся шаги. Из комнаты выскочил черноусый брюнет лет сорока с заплаканным, красным лицом. Он потрясал в воздухе внушительными кулаками, явно намереваясь пустить их в ход. Гордеев уже приготовился обороняться, и тут брюнет замер с воздетыми вверх руками.
— Вы кто? — удивленно спросил он.
— Моя фамилия Гордеев. Зовут Юрий Петрович. Я адвокат из Москвы. А вы, вероятно, Олег Михайлович Лонской.
— Я? Да. — Хозяин опустил руки. — А в чем, собственно, дело?
Он старался принять респектабельный вид, хотя видно было смущение, вызванное неожиданным появлением незнакомца.
— Я ищу Ангелину Толстых. В милиции мне дали этот адрес. — Гордеев решил действовать жестко, пользуясь смятением Лонского.
