— Это творчество ваших художников?
— Что-о вы, — протянул сотрудник арт-студии, — нашим художникам еще расти и расти. Это копии с картин именитых мастеров, которые сделал ваш покорный слуга, — мальчик самодовольно изобразил поклон. — Заказ для кафе «Бланш» на Смоленской набережной. Почти закончен. Остались небольшие штришки… Вот это, — он ткнул тщательно обработанным ногтем в центральную композицию полотна, — калька со знаменитой вещи Пауля Клее «Вращающийся дом». Я постарался выдержать тему, в том числе цветовую гамму.
«Вращающийся дом» представлял собой косоватый параллелепипед с насаженной сверху пирамидой, к которому стыковались, словно на развертке, примитивные лестницы, окна, дымоход, нелепая штуковина, похожая на фрагмент куриной ноги. Все это плавало в розовом свете и замечательно смотрелось бы в регистратуре наркологического диспансера. Воистину, всем великим присуща легкая степень безумства. И каждая картина несет в себе отпечаток болезни автора.
— Остальное — это тоже Пауль Клее, — проникновенно вещал молодой человек. — Художник прожил сравнительно долгую жизнь, умер в возрасте шестидесяти одного года и оставил после себя множество бессмертных полотен. Я выбрал лишь некоторые из них, на мой взгляд, наиболее удачные. «Вспышка страха III», — он показал растопыренной ладошкой на нечто замысловатое, сотканное из затейливых фигур, способное означать все, что угодно, в том числе и страх. «Полная луна», написанная в девятнадцатом году, — он сместил ладошку к мозаике, слепленной из цветных геометрических фигур, в которой преобладало черное. — «Смерть и пламя», — ткнул он в завершающий элемент коллажа, при взгляде на который у Турецкого волосы встали дыбом. На картине не было ни смерти, ни пламени, но в офисе похоронной конторы она бы смотрелась весьма уместно. — Что-то не так? — насторожился молодой человек.
— Ну, почему же, очень бодрит, — неуверенно сказал Турецкий. — Не сомневаюсь, что посетителям кафе данная тематика очень понравится. То есть дела в вашей студии процветают, и никто не собирается вас закрывать?
— Подождите… а с чего вы взяли? — молодой человек словно скинул оцепенение и устремил на посетителя совершенно иной взгляд — испуганный и настороженный.
— Я слышал, ваша организация чувствует себя весьма шатко, особенно после выдворения из вольной жизни некоего господина Максевича. Вероятно, это только слухи. Очень рад за нашу богему.
Но пришел по другому поводу, — он достал удостоверение. — Моя фамилия Турецкий, расследуй обстоятельства гибели Кошкина Романа Владимировича. Вы, надеюсь, Венедикт Гурьянов? Партийная кличка «Венечка»?
— Да, это я, — пробормотал Венедикт, вытягивая шею. — Но позвольте, — он обладал острым зрением. — Вы не работаете в милиции или в прокуратуре. Это лицензия на ведение частной детективной деятельности…
— Давай договоримся, Венечка, — Турецкий поискал глазами, куда бы присесть, не нашел ничего подходящего, остался стоять, — ты не будешь качать права, которых, сам понимаешь, немного, а я постараюсь свести время нашего общения к минимуму. Небольшая познавательная беседа, и я ухожу. В противном случае заволнуется прокуратура, по поручению которой я работаю, начнутся санкции, карательные меры… Студии это нужно? Предлагаю мирно поговорить. Обещаю, что не буду принуждать тебя признаться в убийстве Кошкина.
— Да как вы смеете!.. — Венечка запыхтел от возмущения. — Как я мог его убить? Стреляли из машины, а я прибежал, чтобы его спасти…
— Почему не спас? Ладно, — Турецкий примиряющее улыбнулся. — Начинаем дружескую беседу. Колись, Венечка, какова обстановка в студии, что ты можешь сказать о Кошкине, что случилось в роковой день двадцать шестого мая, и какое у тебя мнение обо всем этом?
— Ну вот, я так и не знал, что меня еще достанут… — Венечка спрыгнул с табурета и забегал в волнении по комнате, чуть не наступая на собственноручно изготовленное собрание «шедевров». — Да когда же меня оставят, наконец, в покое?..
Потом он остановился, отдышался и начал посматривать на Турецкого с растущим интересом. «Сейчас пригласит меня на танец, — подумал Турецкий. — Или на ужин».
Но Венечка Гурьянов полным глупцом не был. Он усмирил свои физиологические порывы и начал усердно вздыхать. Потом заговорил.
Он работает в студии уже четыре года под бессменным руководством Романа Кошкина и под прикрытием «респектабилизировавшегося» криминального типа Максевича. На криминального типа он клал с прибором, — работать тот не мешал. Художники приходили в студию, уходили, когда им заблагорассудится, некоторые работают уже несколько лет, потому что им нравится. Особой текучки нет, но Роман никогда никого не задерживал. Это не просто студия — это кружок единомышленников. Людей с нетрадиционным взглядом на искусство, но не каких-то там упырей-маньяков или склонных к суициду невротиков. В сущности, здесь нормальные люди…
Перехватив насмешливый взгляд детектива, Венечка стушевался, но мысль не утерял. Конечно, студия занимается и бизнесом, — если не зарабатываешь, то быстро протянешь ноги. Здесь ведутся занятия для талантливой молодежи. Роман в свое время выбил лицензию на соответствующий вид деятельности. Выполняются заказы от частных лиц и организаций. Но люди занимаются только тем, чем хотят, никакого нажима или насилия. А кому не нравится, могут убираться…
Венечка вздрогнул, покосился на дверь. Паранойя уже второй день расцветала махровым цветом. Турецкий тоже вздрогнул, обернулся. В проеме было пусто.
— Ты кого-то увидел?
— Ерунда, — пробормотал Венечка, — женщина какая-то.
Женщина — это не ерунда. Впрочем, с точки зрения Венечки…
— Где ты видишь женщину?
— Стояла… Слушала, о чем мы говорим…
Паранойя паранойей, но стоило быть настороже. Турецкий подошел к проему, высунулся в коридор. Повернулся к Венечке и спросил:
— Это женщина из вашей студии?
— Да какая разница? — поморщился Венечка. — Там темновато, без лица она, но вроде женщина.
«Да кто тут только не ходит», — думал Турецкий, закрывая дверь.
Венечка под стойким давлением продолжал повествовать. О том, что студию собираются закрывать, он не слышал. Но даже если такое случится, лично он не пропадет, выкрутится. Он талантливый, симпатичный, не сгинет в этом бушующем море. Да, он знал, что Роман Кошкин заложил квартиру, но тот уверял, что это временные трудности, все образуется, осталось лишь выполнить несколько денежных заказов.
— Что ты скажешь о Кошкине?
Серая тень улеглась на чело абстракциониста, что несколько озадачило Турецкого. Венечке от вопроса стало не по себе, хотя подобного вопроса он должен был ожидать. Сглотнув, он забормотал о талантливом, почти гениальном старшем товарище, о том, как его любили в коллективе, хотя по характеру Роман был и не подарок к Рождеству, мог вспылить… в общем, был всяким. Такого «гадостного» убийства никто в коллективе не ожидал, люди были потрясены, несколько дней в ошарашенных умах даже циркулировала мысль, что Рому застрелили по ошибке. Ведь у него не было конфликтов «на стороне», за которые убивают…
