— Кошкин перед смертью занимался чем-то значимым?
— Люди в студии уверяют, что да, — кивнул Нагибин. — Но эти люди, на мой непросвещенный взгляд… инопланетяне.
— Не стоит, Олег Петрович, — возразил Борис. — Это именно то, что называется искусством, и где крутятся серьезные деньги. В студии работают человек десять. И все, как мудро выразился Олег Петрович, инопланетяне. Все такие живчики, бодрые, одухотворенные.
— И что странно, — сделал философскую ремарку Нагибин, — здоровье художников, пишущих плохие картины, равно как поэтов, пишущих плохие стихи, совершенно от этого не страдает.
— В данный момент студия выполняет крупный заказ для арт-кафе на Смоленской набережной, — продолжал Борис, покосившись на следователя. — Вряд ли нам стоит вникать в такие сложные категории, как импрессионизм, неоимпрессионизм, постимпрессионизм, кубизм, модернизм и прочая абстракция… но эти парни и девчата экстатично уверяют, что являются последователями Эдгара Дега, Камиля Писсарро, Жоржа Сера, Поля Синьяка…
— Какие причудливые слова мы знаем, — проворчал следователь.
— А я серьезно отношусь к любому делу, — парировал Борис. — Даже если это дело мне не нравится. Художники считают себя яркими индивидуальностями, не нашедшими гармонии в современном обществе и обратившимися за помощью к трудам великих. Неплохие рисовальщики там, в принципе, есть. Лично мне понравился один натюрморт с растерзанной индейкой, который обозвали почему-то борьбой Иакова с ангелом. Я бы с удовольствием повесил его в прихожей, если мама бы, конечно, разрешила… Весть о смерти их духовного вдохновителя вызвала в рядах живописцев разброд и шатания. Все были страшно удивлены.
— И расстроены. — Турецкий кивнул.
— А вы знаете, нет, — озадаченно почесал за ухом Борис. — Испуганы — возможно, но чтобы сильно убиты горем… лично я такого не заметил. Объяснимо, творческие натуры, мгновенно уходят в себя, стараясь не задерживаться в мире, где отсутствует гармония. Наиболее расстроенным мне показался лишь один тип. Подпольная кличка — Венечка. Венедикт Гурьянов. Смазливый молодой человек с роскошными ресницами и пухлыми губами. Но дамам в данном случае беспокоиться не стоит… — Борис и следователь обменялись улыбочками Авгура. — Из тех парней, про которых говорят: голубее только небо. Возможно, у него имелись определенные виды на гуру — он очень похож на романтика-мечтателя. Кстати, Венедикт Гурьянов — тот самый человек, на глазах которого и разыгралось смертоубийство Романа Кошкина. Во вторник 26 мая эти двое последними покинули студию на Солянке. Было начало восьмого вечера. Поставили заведение на сигнализацию, закрыли дверь, постояли несколько минут у входа, обсуждая важный вопрос: какие цвета лучше передают эмоциональное состояние человека. Кошкин предпочитал лимонно-оранжевую палитру, а Венечка — сочетание голубых, лиловых и изумрудных пятен. Потом расстались. Венечка отправился вдоль по Солянке, а Кошкин — к своей машине, припаркованной у тротуара. Стреляли из проезжающей серой «девятки». Стреляли с глушителем. Но Венечка жарко уверяет, что помнит хлопок — слишком уж неорганично вписался звук в какофонию людского гомона и шума проезжающих машин. Когда он обернулся, Кошкина уже отбросило на тротуар в объятия проходившей мимо девицы. Вся голова потерпевшего была в крови, девица эпатажно визжала. В серой «девятке» закрылось переднее левое окно, машина неспешно подъехала к светофору, на котором горел красный. Кошкин помчался к своему наставнику, пал ниц. Когда оправился от шока и поднял голову, машина с убийцей уже пропала. Собралась толпа, кто-то позвонил в милицию…
— Хорошо допросили девицу?
— Голяк, — отмахнулся Борис. — Обыкновенная прохожая девица. Шла, никого не трогала. Бах! — вся в крови, на нее падает тело с громадной дырой в башке. Она не видела ни машину, ни убийцу, слишком быстро и внезапно все произошло.
— Занятно, — задумался Турецкий. — Если все происходило именно так, как говорит Венечка, стало быть, шофер и стреляющий из пистолета — одно лицо. То есть в машине находился один человек.
— Ну да, — согласился Борис, — если все происходило именно так, как говорит Венечка. Но то, что говорит Венечка, еще не истина в последней инстанции. Слишком скользкий и неприятный тип, хотя и корчит из себя положительного. Думаю, надо с ним тесно пообщаться.
«Тесно — это как?» — подумал Турецкий.
— При погибшем нашли блокнот с телефонами. Позвонили выборочно по некоторым — буквально через четверть часа примчались двоюродный брат Кошкина, проживающий с семьей на Рогожской улице, и Евгения Мещерякова, закатившая слезливый концерт. Господи, как она плакала!..
— Ладно, господа, — Турецкий свернул карту, — будем считать, что разминку завершили. Если не возражаете, пообщаюсь с фигурантами без вашего участия. А потом все обсудим.
— А нам что делать? — надул губы Борис.
Следователь насторожился, приподнял бровь, не ожидается ли халява?
— Поупражняться в нестандартных измышлениях — это, безусловно, здорово, — сказал Турецкий. — И такая счастливая возможность нам еще предстоит. Но пока давайте работать по типовым мотивам. Ревность, месть, стяжательство, профессиональная деятельность. Проследить биографии фигурантов — вплоть от детского сада. Учеба в школе, служба отечеству — если таковая наблюдалась, дальнейшая учеба, работа…
— Не хотелось бы становиться обладателем собственного мнения, — смущенно сказал Борис, — но что нам дает этот ваш «детский сад»? Наши потерпевшие не могли сидеть в детском саду на одном горшке, равно как вместе обучаться. Кошкину двадцать девять, Эндерсу тридцать восемь, Пожарскому — сорок четыре…
— Ты прав, Борис, — нахмурился Турецкий, — становиться обладателем собственного мнения тебе рано. Инициативы, предложения, поступки — смелые и нетривиальные — допустимы, но поручения следует выполнять неукоснительно. Учеба, биографии, женщины, города, командировки. Случайные встречи в ресторане, за бильярдным столом… сравнительный анализ, любые совпадения. Вплоть до разборов в ГАИ. Это вам, Олег Петрович, если не возражаете.
— Ясно, — вздохнул следователь.
— А ты, Борис, проработай безутешных вдов. Но постарайся воздержаться от визитов, этим займусь я. Работай деликатно, без наездов. Если обнаружится, что Татьяна Вениаминовна и Екатерина Андреевна являются хорошими знакомыми, следствие получит новый толчок. Если к данной компании присоединится Евгения Геннадьевна Мещерякова… даже не знаю, что и думать, — он усмехнулся, — но пища для размышлений появится. Работаем, господа, не теряем время.
Выпроводив товарищей по несчастью, он несколько минут сидел в тишине, отбросив голову. Выбрался из задумчивости, перебрал бумаги, оставшиеся на журнальном столе. Выудил тонкую пачку фотографий, стал внимательно их рассматривать. Способны ли сообщить что-то важное лица потерпевших?
Он морщил лоб, всматривался в лица людей, которые на момент съемки были еще живыми. Все трое, с точки зрения прекрасного пола, интересные мужчины. Все разные.
Представительный чиновник, терпеливо ползущий по служебной лестнице, скуластый, густобровый, с прижатыми ушами, стригущийся у хорошего парикмахера — серьезный, положительный человек.
