— Наш, — улыбнулась Алевтина, отодвигая полную рюмку в сторону.
— Ну, тогда, Алевтина Григорьевна, приглашаем свидетелей, — сказал Агеев. — Вы, молодой человек, — он указал на напрягшегося Левчика. — В чем дело? Не знакомы? Так это и прекрасно. Вы, мы заметили, переглядывались с этим гражданином, вот и подпишете протокол задержания. А потом, если потребуется, вас вызовут в качестве свидетеля в прокуратуру. Дайте ваши документы, — и тон у Филиппа был такой, что Левчик не посмел ослушаться, достал и протянул свой паспорт.
В этот момент в кафе вошла Алла. Увидев, что все закончилось, она подошла к столу, у которого со скованными руками сидел Жан, усмехнулась и сказала:
— Алевтина Григорьевна, я буду вести протокол?
И она раскрыла папку с бланками протоколов допросов, усаживаясь напротив Жана. Тот застыл, как изваяние. И даже не ответил на требование Турецкого предъявить документы.
— Филипп Кузьмич, — Турецкий махнул рукой, действуйте, а то этот «замороженный» в себя прийти не может. Доставайте у него из штанов украденную сумочку, а из карманов все, что в них имеется… Так, а где у нас еще свидетели? — он посмотрел на официанта, тоже застывшего монументом идеи «Изумление» и махнул ему рукой. — Подойдите, дадите показания. Сядьте здесь.
— Вас ведь Сеней зовут? — обратилась к нему Алевтина нормальным и трезвым голосом, и тот растерянно кивнул. — Тогда можете забрать свой коньяк, к нему никто не притрагивался. А за кофе я с вами обязательно рассчитаюсь.
Турецкий хмыкнул.
В зале, в котором было еще немного народа, возник небольшой шум: шевеление, шорох ног, скрип отодвигаемых стульев, недовольные реплики. И Александр Борисович громко заявил:
— Попрошу всех успокоиться и не мешать проведению оперативно-следственного мероприятия по задержанию преступника. Работает сыскное агентство «Глория». Чтобы не затягивать процесс, начинайте со свидетельских показаний. А вы, Алевтина Григорьевна, заполняйте, пожалуйста, протокол. А я звоню в МУР…
И, не отходя далеко от стола, заговорил со Щеткиным:
— Петр, мы его взяли на «горячем». Сейчас оформляем. Поэтому можешь присылать своих ребят, пусть его «пакуют» и — в «Петры». Чего, думаю, с ним ночью-то работать? Там, — он усмехнулся, поглядев на бледного Жана, по лицу которого катился пот, — с ним другие до утра хорошо поработают. Надо им сказать насчет его ориентации… Ладно, мы ждем…
Свидетели попытались «отнекиваться», но строгий Филипп не повышая голоса заявил, что гражданин Горбенский в этом кафе — завсегдатай, и его тут знают не первый год. И он сам, лично, наблюдал вчера и сегодня за их контактами. Поэтому, если они отказываются дать показания, можно дело повернуть и таким образом, что они окажутся соучастниками преступления, которые, кстати, здесь совершаются уже не в первый раз. Вот даже от его рук пострадала сотрудница агентства, которую он обокрал, а затем представил в милиции дело так, будто это его шантажировали и угрожали. А сотрудники уголовного розыска, с которыми он, очевидно, находился в прямом контакте, совершили уже должностное преступление, за которое теперь, несомненно, ответят по всей строгости закона. Так что нет никакого смысла защищать вора и провокатора. А обыск, который будут проводить уже сотрудники Московского уголовного розыска в его квартире, — о несуществующих бутиках речи, разумеется, не идет, — даст и другие обличающие преступника материалы. Никаких сомнений в этом нет.
Речь произвела впечатление. Меньше всего ожидал Жан такого нелепого для него поворота событий… Турецкий заметил его растерянность и сказал:
— А мы от вас сейчас не требуем признаний относительно того, каким образом вы договаривались с сотрудниками уголовного розыска Центрального ОВД, они сами наверняка о вас расскажут. Им-то зачем вас защищать?.. Так что в МУРе будете пытаться оправдываться, но я далеко не уверен, что вам пойдут навстречу. И на адвоката не рассчитывайте пока… из этих, из «своих». А решение прошлого суда будет пересмотрено, все уже к тому идет, вот так, господин Жан… Так что вам еще, скорей всего, и за прошлое добавят. Там много чего накопают: и лжесвидетельство, и прочее. Потянет на хороший срок. — Турецкий усмехнулся и, наклонившись к нему совсем близко, сказал, чтоб услышал только он один: — А как вас сейчас в камере ждут! Если б вы только знали… у-у-у! Решето покажут!
В глазах Жана вспыхнул натуральный ужас. И Турецкий сощурился, глядя на него с презрением. Он не хотел жалеть этого мерзавца, ему было противно.
— Надолго запомните, до самого конца, это мы вам твердо обещаем… — И повернулся к Стериной. — Ну что, Алла, видишь теперь? А ты говорила… — и засмеялся, поддержали его и остальные сотрудники агентства.
Вадим не разыскивал Захара, тот, словно почувствовав, что в нем объявилась нужда, сам позвонил к нему в операторскую. Пошел необязательный вроде бы разговор «за жизнь»: как дела, есть ли проблемы, не искали ли адвоката?.. Вадим мялся, отвечая, он явно что-то не договаривал, но, наконец, будто решился и сказал, понизив голос:
— Слушай, мы не можем сегодня пересечься на минутку? Одно очень важное для меня дело есть.
— Давай, где? И о чем речь?
— А хоть в метро. Я пару минут займу, максимум. А вот о чем?.. Давай, я тебе сразу там и скажу, ладно? Не для телефона.
Встретились на шумной и тесной «Площади революции», возле спуска к переходу на «Театральную». Захар выглядел бодро, а Вадим — напротив, угнетенным и усталым. И долго мялся, словно не зная, как начать.
— Чего-нибудь снова с судом? — попытался догадаться Захар.
— Нет, хуже… — Вадим поморщился. — С судом-то мы разберемся, мне тут, на студии, такого адвоката посоветовали, тот послушал, в суд сходил и дело полистал. А потом говорит: порядок. И я ему верю, его все хвалят.
— Фамилии не знаешь?
— Ну, как же! Гордеев. Юрий Петрович, толковый мужик, все в один голос говорят, но… это все — когда еще будет, а у меня сейчас, понимаешь, нет выхода… С Алкой… После всех этих, кто-то из бывших ее, ну… помог ей, одним словом. Подсела она. А тот смылся, гад, из Москвы. То ли спрятался, то ли — черт его знает, почему. Короче, Алка к врачу не идет, ее ломает. И говорит, что без дозы вообще не пойдет. Уперлась, не знаю, что делать, к кому обращаться. Тут ведь такая штука, поймают — загребут, а у меня судимость не снята еще, сечешь? Безнадега… Я подумал, может, у тебя кто-нибудь? Ты ж как свидетель прошел. А я и не собираюсь никуда лезть, мне одну бы дозу. За любые деньги. Я же понимаю, это дорогое удовольствие… А Алка говорит, что с места не сдвинется. Без дозы. А так — клянется, хотя я слабо верю. Но все-таки, надо попробовать… Просто не знаю… — Вадим глубоко вздохнул и уставился в пол, действительно не представляя себе, чем бы он мог помочь сестре. И Захар это видел.
— А не знаешь случайно, как зовут того, ну… приятеля ее?
— Да собачья какая-то кличка… Погоди, как его? А, Фишка, что ли? Я еще смеялся: Фишка твой случайно не кобель? Говорит: еще какой!.. Вот же, блин, беда… мало своей…
