Таким образом, ближайшая судьба старшего сержанта Ивана Ильича Филиппова решилась. И он, вместо возвращения домой, был снова препровожден в кабинет следователя, который, несмотря на приближающуюся ночь, кажется, вовсе не собирался отправляться спать, его томила жажда деятельности.
Услышав нелепое обвинение в свой адрес, а также прочитав коряво написанное от руки заявление в милицию от имени какого-то Ефимкина Егора Ивановича о том, что тот стал свидетелем возмутительного поступка «ст. сержанта Филиппова Ивана Ильича, служащего и проживающего там-то и там-то, который, будучи в нетрезвом состоянии, громко выражался с помощью нецензурной брани в помещении возле билетных касс городского железнодорожного вокзала». О чем и сообщил гражданин Е.И. Ефимкин в органы милиции, а его возмущение подтвердили еще два посторонних пассажира с поезда дальнего следования.
Прочитав эту малограмотную чушь, Иван собрался уже возмутиться, но вдруг увидел, как смотрел на него следователь, и задумался. А тот кивнул, хищно ухмыльнулся и сказал:
— Молодец, сержант, правильно задумался. Иначе сел бы в камеру к уголовникам, уже не по подозрению, а по обвинению в групповом изнасиловании гражданки Крюковой. До следующего допроса. Если бы еще сумел дожить до него. Усек? Ну, не слышу!
Иван почувствовал на спине и в животе ледяной холод, и желание спорить с этим мерзавцем как-то сразу растворилось, исчезло. Он уже сообразил, да и нетрудно было, что свое обещание тот выполнит не только без всяких угрызений совести, но и с огромным удовольствием… Типичный садист, о чем говорить?..
Ну, вот и все. Теперь до завтрашнего суда — в «обезьянник» при отделе внутренних дел, а там и в камеру спецприемника — на пять суток. А большего следователю Корнилину и не требовалось для того, чтобы «по горячим следам» завершить расследование дела об изнасиловании и убийстве двумя ментовскими «оборотнями» молодой и красивой девушки. Оставалось теперь совсем немногое, да и недолго уже: оттянуться на ней в последний раз и найти подходящее место в лесу, на которое потом «добровольно» укажут эти двое выродков из ДПС. И вопрос будет закрыт. Хотя, в чем, собственно, состояла суть вопроса, следователя прокуратуры не интересовало. Работа есть работа. А после хорошей работы — и премия хорошая.
«Михаил Евдокимович еще сомневается!», — с удовольствием размышлял Корнилин, наблюдая, как сержант дрожащей рукой подписывает сам себе свой будущий приговор… Но, правда, был еще и тот, второй, упрямый… Однако и на него имелась у Корнилина управа, и не такие, поначалу уверенные в себе, развязывали рты и умоляли о пощаде. Только это им уже редко потом помогало, разве что неожиданные обстоятельства вмешивались. А так не знал срывов или проколов Николай Васильевич Корнилин — Коля, как ласково называл своего верного исполнителя заместитель областного прокурора Муранов. Не знал, потому что умел работать по-настоящему — ответственно и грамотно. За то и ценили…
Участковый уполномоченный Дергунов, несмотря на позднее время, решил все же не откладывать дела на завтрашний день, который мог принести новые заботы. Благо, и Лена проживала недалеко от его дома. Вот и зашел, застав за ужином Ленкиных родителей, с которыми был знаком добрый десяток лет. Работящие, простые люди, гостеприимные истинно по-русски. Завидев капитана, сразу позвали за стол, а хозяин даже рюмочку предложил — «с устатку», как говорится. Отчего ж не выпить, раз уже дома и ехать никуда не надо? Выпили, и разговор перешел на главное событие, о котором «старики» уже знали от дочери.
Не собираясь ничего скрывать от добрых людей и, более того, даже рассчитывая на их определенную помощь, Павел Антонович рассказал им о своей поездке и разговорах с сотрудником ДПС, с диспетчером и водителем. Упомянул и о своих телефонных звонках — к Маркиным и Филипповым. Но если у Маркиных удалось переговорить с совершенно растерянной матерью Евгения, то у Филипповых никто не отвечал. А ехать в город, на ночь глядя, было бы неразумно. Странно все это получалось. Будто кто-то нарочно подставляет ребят. Лена была хорошей девушкой, не «свистушкой», как некоторые, и это знал участковый, как знал о многих в своем районе. Ей и врать-то ни к чему. А ведь получалось так, будто она едва ли не в сговоре оказалась с теми, на кого теперь готовы свалить вину за исчезновение девушки. Может, Лена еще что-нибудь вспомнит из их вечерних разговоров? Может, какой след появится? Или хоть намек на него?
И ведь Лена вспомнила! Ну, конечно! Женя рассказывал, смеясь, как над глупым анекдотом, как он вчера остановил почти в конце дня странную женщину в красной машине, которая его отматерила и умчалась в город. Пьяная, кажется, была просто «в стельку». Но, что характерно, капитан, зам-комбата, не захотел принять его рапорт, предложил подтереться им. Обидно, с одной стороны, но Женя настоял, чтоб рапорт был зафиксирован, обещая в случае отказа обратиться к самому генералу Евсееву. Уж его-то все гаишники боятся. Вот, кто силен по части языковых упражнений! Так врежет, что мало не покажется. Ну, Пронкин вроде и принял рапорт, непонятно только было, чего он боялся? А что боялся, это факт. Как только посмотрел на номер машины, так и скис. Чья машина? Президента России, что ли? А чего тогда в ней пьяная рыжая баба, вся в «брюликах» — от ушей до задницы, делала? Словом, посмеялись, позлословили и забыли.
Но Дергунов, выслушав этот «анекдот», крепко задумался: может, вот тут как раз и есть оно, главное-то решение вопроса? Ох, и трудно же будет проверять! Кто тебе позволит, если машинка действительно «серьезная»? И не в ней ли причина суеты? А, с другой стороны, как проверить? Посоветоваться, что ли, с кем? Так не с Ленкиными же «стариками»! Тут ответственный человек нужен, знающий. И Павел Антонович решил завтра с утра, по возможности, смотаться в штаб батальона ДПС, на Нагорную, и попытаться просто по-человечески перемолвиться с тем капитаном. Сам ведь тоже — капитан, неужели не найдут общего языка?.. Вот на этом Дергунов и остановился.
Прямо с утра и приступил к исполнению задуманного решения.
Капитан Пронкин только что закончил развод и вернулся к себе в кабинет. Дергунов, которому указали на заместителя командира отдельного батальона, постучался к нему и вошел. Представился, как положено, и приступил к заранее продуманной своей речи.
Начал он, естественно, с главного, с пропажи девушки, о чем узнал от непосредственного свидетеля происшествия, которого кое-кто уже запугивать начал.
Пронкин слушал внимательно, но не мог понять, какое отношение этот факт имеет конкретно к нему. И почувствовав его нетерпение и недовольство, Павел Антонович ловко связал это событие с арестом лейтенанта Маркина и пропажей старшего сержанта Филиппова, телефон которого не отвечает вторые уже сутки. А интерес участкового к этому вопросу вызван теми обстоятельствами, что к нему поступили официальные заявления от причастных напрямую к этим исчезновениям лиц: матери Маркина и невесты, — тут маленько слукавил Дергунов, но д ля дела, — Филиппова. Вот, собственно, и пришел за помощью. А помощь от капитана Пронкина могла заключаться, по мнению участкового уполномоченного, в том, если бы коллега — оба капитаны — согласился познакомить Дергунова с тем рапортов, что написал лейтенант Маркин. Много не требуется, просто узнать по поводу той красной машины: чья она и не является ли причиной лавины плохих событий. При этом Дергунов обещал честно и категорически не ссылаться на помощь Пронкина. Но ведь иначе пропадут двое хороших ребят и ни в чем не повинная девушка, которая, скорее всего, опять же, по убеждению участкового, попала в эту мясорубку, как кур в ощип.
