— Трудно одной? — серьезно спросил Филя. — Мужского глаза нет? Рук, да?
Она только молча утвердительно покачала головой и вздохнула.
— А муж-то, с чего он?
Тут она молча отмахнулась, будто и вспоминать не хотела о своем прошлом. Но Филя немедленно истолковал ее жест по-своему. Спросил с легкой и необидной ухмылочкой:
— Видать, слабоват был, да?
И снова женщина промолчала, только посмотрела ему в глаза с долгой такой печалью и вздохнула устало:
— Тебе, милок, не понять, у тебя, вижу, кругом порядок. Позавидовала б, да ведь совсем не знаю тебя.
— Так узнать нетрудно. Была б охота, да? — он тоже пристально взглянул ей в глаза и подмигнул: — А тебе помочь, я уверен, святое дело… Ну, ладно, — вздохнул и он, отмечая, что женщина стала словно бы другой — и внешне изменилась, и душевней как-то стала. — Поправим чего, если надо, плотницкое дело — это мы уже проходили.
— А где?
— Ох, далеко… — Филя вдруг понял, что его ответ она истолковала однозначно: на зоне, где ж еще? И усмехнулся: — Не там, где ты подумала. В армии, Фросенька. В спецназе. Далеко, за границей.
— Вон оно что… — с пониманием протянула она и кивнула, имея в виду его спину: — От этого, значит? Там?
Филя понял, что она имеет в виду рубцы от старых ранений, и кивнул, а она, будто опомнившись, сердито закричала:
— Да где ж его черт носит?! Знала б, что не дружок он тебе, на пушечный выстрел не подпустила бы!
— А чего так?
— Да ты не смейся, пьянь же они все… Нешто добрый мужик… мужчина, — поправилась она с лукавой улыбкой, — станет в сарае с поросятами жить?
— А может, он их стережет? Как вот на фабрике этой?
— Ой, да там уж и стеречь нечего, все, что могут, растаскивают. Нет хозяина у фабрики.
— А где ж он? — Филя проявил повышенное внимание, но не к хозяину, а к самой Фросе, так на нее посмотрел, что она даже пышными плечами слегка передернула, будто от внезапного озноба. И застеснялась, опустила глаза.
— Да кто чего говорит… Одни говорят — сам себя стрельнул, разорился, мол, и руки наложил. Другие, что его застрелили, чтоб разорить. Еще слышала, будто скупили тут все на корню, а он как бы сопротивляться начал, вот его и… Разное слышала. Да неинтересно это тебе.
— Почему же, как раз наоборот. Слушай, девушка, — доверительно подался он к ней, — а если я тебя очень хорошо попрошу, а? — и посмотрел «со значением». — Расскажешь?
— Да зачем тебе? — она чуть нервно засмеялась и добавила: — И где ж ты, милый, девушку-то увидал?
— Так вот же, рядом со мной. А что, чем плоха? Мне так, например, очень нравится… Даже помечтать о такой, и за одно это — уже огромное спасибо.
Он открыто рассмеялся, как бы приглашая и ее разделить его радость. И она готова была уже к встречному смеху. Но это ясное ощущение их стремительного душевного сближения перебил появившийся Сергуня с бутылочными горлышками, торчавшими из карманов и кругом копченой колбасы, кольцом надетой на руку, в которой был зажат белый батон в целлофановом пакете.
— Вот он я! — обрадовал он их своим появлением.
— Ну, пришел так и пришел, — напряженно и сухо перебила его восторг хозяйка. И, метнув острый, глубокий взгляд на Филю, строго добавила — исключительно для Сергуни: — Это я сегодня такая добрая, а чтоб потом мне тут — ни-ни! Ты меня знаешь, не терплю! Ступай к своим поросятам, там и гуляй. А это, — она кивнула на горлышки, — только ради гостя. Потому наливай, дуй и отваливай!
— Ну, может, эта-а… — протянул Филя примирительно, — разок-то разрешишь, хозяюшка? — и подмигнул ей тайком, а она сдвинула губы, пряча радостную улыбку, и… разрешила.
— Ладно уж, так и быть. Поллитру — валяйте, вон и закуски принесла, — она указала на сковородку жареной картошки с салом и зелень на тарелке, — а четвертушку я у вас временно конфискую. Может, потом разрешу. Утром. А колбасу давай сюда, гостю на завтрак пойдет.
— Ну вот, видишь, какая у нас славная хозяюшка, а, Сергуня? И, главное, заботливая… Прямо слов нет, какая добрая да ласковая, верно? А ты мне скажи честно, какая другая женщина станет долго терпеть нашего брата-пьяницу? Им же сочувствовать надо, понимать их, помогать изо всех сил, стараться, чтоб им, родненьким нашим, жарко было, верно? А мы чего делаем? Вот то-то и оно… Давай, значит, первую поднимем за нашу хозяюшку. Нальем и выпьем… Чтоб здоровая была, красивая такая же, чтоб везло ей в жизни нашей проклятой и чтоб худые люди ее не обижали.
Говорил вот так, раздумчиво вроде, а у самого прямо масло по сердцу, так на глазах «расцветала» Фрося, смущенно улыбаясь, прерывисто дыша и пряча взгляд. И закончил свой тост Филя совсем уж просительным тоном:
— А колбаски-то отрежь, не жмись, я тебе еще куплю, сколько скажешь.
— Ой, Господи, да что ж с вами делать? — Хозяйка засмеялась, отдавая колбасу Филе. — Лопайте, я ж не от жадности, а чтоб порядок был. Гость-то добрый, так зачем же его разорять?
— Ну уж не разорюсь, чай…
И потекло застолье.
Разговор, как и постарался Филипп, потек в русле последних событий, развернувшихся в Боброве. Гость интересовался постольку, поскольку об этом плелась беседа, то есть не заставлял, а больше слушал и все удивлялся, вызывая у Фроси с Сергуней нараставшее желание высказаться подробнее. Всем ведь была известна подоплека событий, но каждый в городе реагировал по-своему. Вот именно этот спектр мнений и интересовал больше всего сыщика Агеева. А не Филю, который с удовольствием посматривал, как ерзала на стуле хозяйка, бросая на него почему-то робкие уже взгляды, будто надеялась, что он сам выпроводит постороннего.
Короче, когда Сергуня стал повторяться, — Филипп наливал ему больше, чем себе, а сам лишь надпивал, что замечала Фрося, одобрительно кивая при этом, — он встал и, как бы завершая застолье, предложил выпить еще раз за хозяйку, а затем остановиться. Тем более что завтра, как обещано, может, хозяюшка расщедрится и с утречка нальет по рюмочке, чтоб день хорошо прошел, а сегодня пора и о деле подумать. Забор посмотреть. Ибо Филя исповедовал такой принцип: пообещал — сделай, иначе какой же ты после этого мужчина? Прямо так вот, решительно и серьезно, он об этом и заявил.
И на таком вполне логичном заявлении застолье и завершилось: без всяких обид, спокойно, уважительно. Сергуня всем своим видом показывал, что доволен вполне, обычай соблюден. И отчалил, прихватив свою снасть и пообещав Филе появиться завтра, однако не слишком и рано, чтобы дать гостю поспать. Ну, а если чего, так у Сергуни еще есть пара удочек в запасе. На том и порешили.
Потом Филя быстро и ловко помог убрать со стола, перенес сковороду и тарелки на летнюю кухню, где сам же все и вымыл, отстранив хозяйку, которая порывалась сделать это. Но быстро поняла, что гостю помогать не стоит, он приспособлен к жизни, действует уверенно и даже с выпивкой удивил: поднимал рюмку часто, а почти ничего так и не выпил. И на ее несколько каверзный вопрос, чего это он так, ответил спокойно, как о само собой разумеющемся:
