— Вашими бы устами, как говорится, мед пить!
— И это успеем, — засмеялся майор. — А того, кстати, что мужика, который… Когда там? Позавчера, что ли, зарезал? Мы к себе заберем.
— Да ради Бога, кто бы возражал! — ухмыльнулся и Турецкий.
— Ну, раз договорились, езжайте вперед.
И майор пошел к серому автобусу «ПАЗ» с занавешенными окнами. На таком в провинциях и на базары ездят, и на кладбища отвозят, и на спецзадания, — ничего примечательного, кроме, пожалуй, плотных занавесок…
Александр Борисович прибыл на Первомайскую улицу, когда уже опустились сумерки. Его с нетерпением ждали.
— Ну, что так долго? — прямо сорвалась с места Вера.
Александр Борисович успел поймать саркастическую ухмылку Юрки и философскую — Филиппа.
— Все в полном порядке, не волнуйся. — Это он — Вере, но, посмотрев на мирно пьющего чай Захарикова, который при этом еще и хлюпал носом, ухмыльнулся и сам. — С ним вопрос решен. Сейчас ребятки упакуют Сидорова и заедут за этим, — он кивнул на Лешку. — Слышь, ты? Запомни, если хочешь, чтоб миновала тебя самая горькая чаша — они ж разные бывают: и очень горькие, и не очень — тебе придется ни на йоту не отступать теперь от своих показаний, что бы тебе ни обещали хорошие люди. И учти, твоя дальнейшая судьба в твоих собственных руках. А теперь говори, кто такой Сороковкин?
— Не знаю! — Лешка сделал большие глаза. — Вот, ей-богу!
— Где осуществляли продажу? У какого юриста? Ну, не тяни, у тебя времени уже нет!
— Так ведь там же, в Дорогобуже… Напротив дома Степана Ананьевича… Игорь Игоревич этого зовут…
— Все, — поставил точку Турецкий. — А теперь забудь… Юра, тебе ясно?
— Мне ясно, что ты — молодец, только мы уже об этом знаем. Сегодня поздно, а завтра с утра… С самим что-нибудь узнал?
— Я думаю, у них теперь отрезаны все пути отхода. Но у жены беглого полковника вы все-таки поинтересуйтесь, какие аргументы он ей выдвигал для объяснения своей срочной командировки. Это будет интересно. Лично я считаю, что он уже проехал Белоруссию… Следовательно, у вас будут все основания произвести обыск в его доме. От таких специалистов, как вы, ребятки, ни одна «крошка», по меткому выражению Веры, не укроется. От Сердюка можете требовать что угодно, я ему такой комплимент отпустил! Да, и вот еще. Там, на трассе, все так чисто убрали, даже гильз нет, только кустарник мятый. Четкая работка…
— Значит, «стук» был? — скорее утвердительно заметил Филипп.
— Несомненно. И от фамилии Сутягина, я заметил, прокурора передернуло. Я разговаривал с Костей, поставил его в известность, он и устроил форменный разнос Сердюку, а потом, вот совсем недавно, мне сказал, что дальше у нас — очевидно, рутина. Не прав, но дело, вероятно, в другом. Теперь уж действительно нам осталось подгрести «крошки со стола», а не раскапывать. Плохо, что нашего Севки на месте нет, а у Кости какая-то новая головная боль обнаружилась. Причем срочная. Чего-то он на нас опять вешает. Как я ни вертелся, расколоть не смог. Партизан. Короче, завтра с самого, как говорится, сранья, я — на автобусную станцию и — в Москву. Заканчивайте сами. Вот такой, расклад намечается.
— Почему автобус? — подала голос Вера. — Саша, мне ведь тоже надо в Москву. И если вы… то есть ты, согласишься, я бы попросила…
— Он согласится, — немедленно отозвался Филипп и отвернулся. Понятно почему.
Турецкий взглянул на его трясущуюся спину, потом на Гордеева и рассмеялся.
— Он уже согласился, Вера, — Александр Борисович похлопал себя по груди. — Только с условием, что машину поведу я. Такой пробитый в боях броневик должен вести обязательно мужчина. Я уж думал: очень «авторитетно» он выглядит. Я б так и не чинил!
— Правда? — засмеялась и она. — Веди, я только спасибо скажу!
— Ну, значит, договорились… А что, в этом доме поесть чего-нибудь дадут?
При этих словах Захариков быстро поднял голову, и Турецкий это заметил.
— А ты не заработал. — Но, подумав, закончил: — Разве что в последний раз…
