— Было! — усмехнулся второй. — Будто сейчас не то!
— Васин, ты бы шел работать! — дежурный с осуждением высунулся из окна. — Чего стоите-то? Двигайте на свою «землю»!
Те повернулись и ушли, не прощаясь. Понял и Гордеев, что ему дальнейшие разговоры тоже ни к чему. Главное он уже узнал. Поблагодарил дежурного и отправился к лестнице.
Василий Захарович Прыгин ростом был с Гордеева, но худой и узкоплечий, как жердь. Мундир с погонами майора юстиции висел на нем, а не «сидел», как положено выглядеть форме. Про таких говорят: верста ходячая. Лицо узкое, со втянутыми серыми щеками и высоким лбом. Очень злыми бывают такие люди, ибо знают, что не вызывают уже одним своим видом теплых чувств у окружающих. Не вызвал он «теплоты» и у Юрия Петровича, но совсем по другой причине.
Он представился и протянул следователю договор с Красновой В.Б., заключенный им от имени московской адвокатской конторы № 10. Прыгин, не предлагая сесть и сам не садясь, прочитал, демонстрируя свою дальнозоркость, документ, лежащий перед ним на столе, помолчал, глядя в окно, и только потом предложил сесть. И сел сам. Посмотрел с ожиданием на адвоката. Гордеев достал свое удостоверение и протянул следователю. И это посмотрел Прыгин, кивнул — От меня-то чего хотите? Дело спущено в архив. За отсутствием доказательств и улик для рассмотрения иных версий, кроме самоубийства. А у вас иное мнение?
— Иное. Там, на месте преступления, произошло убийство.
— И что же, факты имеете? — Прыгин неприятно усмехнулся.
— Имею, как вы догадываетесь. Во-первых, имеется акт судебно-медицинской экспертизы, в которой категорически отрицается версия самоубийства. Там даже указано примерное расстояние, с которого был произведен выстрел. Да и поза тела покойного противоречит версии о самоубийстве. Никак не получатся, Василий Захарович.
— Интересно, и где ж вы взяли такой акт? Что-то я не припомню, чтобы подобное было в деле.
— А его, наверное, и не было. У вас, по всей вероятности, оказалась фальшивка, подложный документ, который и передал вам полковник Крохалев. А подлинник — он другой. Я с удовольствием предъявлю его вам. Только позже, а пока — копию. Но есть и оригинал, можете быть уверены. А то я ведь хорошо знаю, как иногда совершенно неожиданно для окружающих, буквально сами по себе, исчезают документы из возбужденных уголовных дел.
— И кем же подписан этот ваш… акт? — с сарказмом спросил следователь.
— Тем, кто был на месте преступления и проводил экспертизу. Судебным медиком Авакумовым Игорем Федосовичем. Тайны тут никакой. Просто, я думаю, господину Крохалеву потребовалось подтверждение его собственной версии, вот он и надавил на честного врача, пригрозил даже. А сам продиктовал свое заключение секретарше главного врача и потребовал, чтобы Игорь Федосович подписал его. А затем вручил акт вам, тем самым сознательно введя вас в заблуждение. Я тоже следователь, только бывший, и уж нам-то с вами, Василий Захарович, отлично известно, как такие подлоги совершаются. Разве не так? Впрочем, имеется еще ряд серьезных обстоятельств, которые категорически отрицают даже намек на самоубийство. — И, не давая Прыгину очнуться от неприятной новости, Гордеев продолжил тем же дружелюбным тоном: — Так вы советуете мне отправиться в Дорогобуж? Что ж, я так и сделаю. Только вы уж, как положено, черкните свое разрешение в архив прокуратуры. Вы ж ведь прекращали дело, я не ошибаюсь? А то ведь набегут со всех сторон, уговаривать станут, чтоб не тревожил прах покойника. Как там у вас районный прокурор, по-прежнему всех боится? — Гордеев усмехнулся понимающе. — В самом деле, Василий Захарович, не к Сердюку же с такой мелочью обращаться? Это ж только представьте себе, мне прямо от вас придется в Москву звонить, в Генеральную прокуратуру, оттуда станут звонить Борису Петровичу, а он с вопросами — к районному прокурору, а тот — опять к вам… Так зачем нам гулять по кругу. Все равно ведь достану дело, просто и вашего времени жалко. Да и выводы в конечном счете могут оказаться нехорошими.
— А я разве возражаю? — нейтральным тоном заявил Прыгин. — Охота вам копаться, валяйте, только все ваши догадки…
— Да не догадки, Василий Захарович…
— А я сам расспрошу Игоря Федосовича, — с угрозой произнес следователь.
— Не советую, чисто по-дружески. На вас же, я знаю, уже и вчерашнее дело повесили, а там опять та же история повторяется.
— Вам-то откуда известно?! — почти зарычал вдруг следователь.
— Да все от того, кто позже был задержан полковником, Василий Захарович, — улыбнулся в ответ Гордеев. — Мне теперь и к нему допуск нужен.
— Так обвинение против предполагаемого убийцы еще не выдвинуто, куда вы торопитесь?
— А если не выдвинуто, на каком основании задержан?
— А это вы можете выяснить у тех, кто производил задержание.
— Что ж, мне ясна ваша позиция, Василий Захарович. Значит, вы ничего не решаете, а решает тут у вас только один человек, который считает себя вправе распоряжаться чужими судьбами. В таком разрезе у нас, очевидно, и состоится беседа с вашим смоленским прокурором, ведь должен же он узнать, как в его епархии относятся к соблюдению норм закона его сотрудники. Вы согласны со мной?
— Слушайте, чего вы от меня-то хотите? Все, что вам потребовалось, вы получили!
— Нет, не все. Я — адвокат задержанного вами без всякого предъявления обвинения сотрудника уважаемого охранного предприятия, с которым, извините, не гнушается работать даже Генеральная прокуратура…
— Послушайте, господин адвокат! Вы мне уже надоели со своей Генеральной прокуратурой!
— Я думаю, вы не правы, Василий Захарович, — спокойно парировал Гордеев. — Неужели вы считаете, что вправе держать в тюрьме задержанного, а затем, по истечении трех суток, не найдя решительно никаких доказательств его виновности, поскольку у него есть железное алиби, которое почему-то совсем не заинтересовало господина полковника, отпустите Агеева со своими извинениями, и этого всем нам будет достаточно? Ошибаетесь, уважаемый. И ошибаетесь вдвойне, если думаете, что подобное самоуправство сойдет и вашему Крохалеву с рук. Могу вас уверить, что мы постараемся доказать, какими мотивами пользовался полковник милиции, совершая откровенное беззаконие. Можете прямо так и передать мои слова ему.
Юрий Петрович знал, что примерно в это время, или чуть позже, у патологоанатома будет Турецкий, который проведет с доктором «душеспасительную беседу», чтобы обрисовать общую картину расследования и заполучить того в союзники.
Филя докладывал, что Игорь Федосович — человек честный, но, как все честные люди, окруженные со всех сторон недоброжелателями, имеет иногда свою точку зрения на пути и способы достижения справедливости. Но ведь может он и не захотеть вступать с Крохалевым в открытую конфронтацию: мол, вот вам подлинный акт медэкспертизы, и идите от меня прочь!
Турецкий выехал из дома раньше, поскольку Гордеев задержался, чтобы максимально подробно расспросить Катерину Ивановну обо всех событиях, коим она была непосредственной свидетельницей. Вера знала все-таки из вторых рук. Александр Борисович звонил адвокату и сказал, что посещение компании «Ника» было удачным, и высказался насчет самой Ники. Во всяком случае, считал Турецкий, этим «открытием», а также принадлежностью домов, окруживших Красновых, семейству Крохалевых-Сутягиных вполне уместно оперировать как фактами, уличающими полковника в неправомерных действиях. Разговоры вокруг этих «открытий» совсем не помешают новому расследованию. Хотя и обозлят Крохалева, а это и нужно. Вспыхнет и — сорвется… с резьбы. С рельсов сойдет…
