Узнав с явным неудовольствием, что часть ночи у ее гостя должна уйти на совершенно неотложное дело, а уж потом он вернется и сразу же за все ее заботы полностью и с огромным желанием отблагодарит, Фрося, тем не менее, развернула перед ним «скатерть-самобранку», и дорогому гостю осталось только удивляться, откуда это все у нее нашлось? А потом вдруг вспомнил, что «гостит»-то второй день всего! Надо ж было дать время хозяюшке понять, что приезжий москвич не такой уж и плохой квартирант. И все — при нем, и за копеечку он не удавится, так отчего ж и не приласкать? Ну, а что скоро ночь на дворе, то оно и видно, что мужчина — серьезный, стало быть, и дела у него не простые, а нос свой в них совать не надо, захочет — сам скажет. А не захочет, так и за то спасибо, что согревает в одиночестве… Хорошая логика, главное, простая. Кто теперь так живет?..
Это неграмотные люди говорят, что на ответственное дело надо выходить голодным, мол, легче думается. Неправильно. Нормальная сытость никогда организму не мешала, и Филя это хорошо знал. Поэтому в ожидании прихода полной темноты он отдал должное и глазунье-яичнице с салом, и домашней колбаске, и разнообразным соленьям — еще от прошлого года. А перекусив и блестя сытым взглядом, он понял, что еще немного — и задание самому себе на сегодня им же будет и с треском провалено. Почему-то показалось, что просто так уйти от хозяйки сейчас будет нехорошо. Но — надо. И он, скрепя сердце и обещая ей не задерживаться, отправился на опасное ночное дело.
Позже подумал, что лучше бы в тот час послушался своей интуиции и не ходил, отложил бы хоть на сутки, ну, что бы случилось? Но «слово» звало, тем более что Фрося, как бы между прочим, успела поведать ему, сама об этом не зная, много интересного о доме Плюшкина и о его подлом характере. Это ж какой дрянью человеческой надо быть, чтобы самому приходить к людям в нелегкую для них минуту, чуть ли не напрашиваться в советчики и щедрые помощники, а потом ставить в такие условия, что должник готов содрать с себя три шкуры, лишь бы поскорее возвратить долг… Может показаться бредом, чушью, но было именно так. Эйфория от щедрой помощи у заемщика быстро проходила, и он все оставшееся до срока возврата долга время только и думал, как выкрутиться из финансовой дыры, в которой очутился практически по собственной воле. Поэтому, считал Филипп, такое изощренное издевательство ростовщика над своими же соседями требовало хотя бы частичного отмщения.
И вот еще одна странность удивляла Агеева. Судя по рассказу Фроси, все должники смертельно ненавидели своего заимодавца, но едва им удавалось расплатиться, как они снова шли к нему — за очередными мучениями. И получалось, что в какие-то моменты он был настоящим пауком, высасывающим кровь из своих добровольных жертв, а в широком, можно даже сказать, общественном плане — лучшим другом и благодетелем. Надо же суметь так поставить себя!
Нет, объяснение-то, конечно, было. Взлет деятельности Плюшкина совпал даже по датам, как попробовал проверить Филипп, с появлением и оживлением бурной деятельности фирмы «Мега Инвест Групп». И получалось, теперь это становилось отчетливо видным, что люди несли свои жалкие сбережения в «Мегу», а убежденные год спустя, в момент возврата взносов с набежавшими процентами, в том, что их не обманули, не только свое последнее из загашников подаставали, но и кинулись к пауку. Там — год, здесь — год, о форс-мажорных обстоятельствах, мелко обозначенных в расписках должников, никто из них не думал, надеясь выиграть на процентах теперь уже куда большие суммы. И… проиграли. Все до последнего. После чего надежная инвестиционная фирма ловко «сделала ноги».
А где же паук? А вот он уже свил свою паутину, в которой только и оставалось теперь барахтаться неудачливым «предпринимателям», лишившимся жирной халявы. И повели они свою скотину на продажу, понесли последнее барахло…
Механизм-то, оказывается, прост. И абсолютно надежен, если он работает под жестким контролем самого крупного правоохранительного лица в районе. Помножив средние взносы в «Мегу» на количество облапошенного населения, — примерно, конечно, — Филипп получил в результате астрономическое число. И ни он, никто другой ни за что не поверил бы, что из небогатой, фактически поселковой среды может быть выкачана без всякого принуждения такая ошеломляющая сумма!
А дальше — что? А дальше в Боброве снова возродилась очередная фирма, готовая погасить долги предшественницы. Зачем ей это нужно? Но ведь кто-то же должен восстановить доверие населения к финансовым компаниям? Этого и скрывать никто не собирается. Потому что частично обещания действительно могут быть выполнены — в щадящих вариантах, то есть возврат взносов, хотя бы и без процентов, самым бедным из пострадавших. А затем — давайте, ребята! Несите нам снова, и мы возвратим с огромными процентами! Уже не пятнадцать там, не двадцать пять, а шестьдесят! Скажете, так не бывает? Еще как бывает! Когда за дело берутся «честные финансисты»! Тем более что «паук-то» уже приготовился ссужать и ссужать, улыбаясь и подсказывая, как увеличить наличный, да хотя бы и временно заемный, капитал…
Ничего, лихая кампания, проработанная с умом и уверенная, без сомнения, в крупном выигрыше. В толковой голове идея возникла. А если ты уверен, что дело беспроигрышное, то отчего же, в самом деле, не вложить практически украденные деньги, к примеру, в казино, совмещенное с иными удовольствиями? Вот уж тогда средства потекут рекой… Впрочем, могут быть и иные варианты. Но основа — одна: игра на вечной, неистребимой страсти населения российского «прокатиться» на халяву…
Однако размышления хороши, когда ты уже вернулся, а впереди предстояла работа. И серьезная.
Собак у Плюхина ни в доме, ни во дворе не было. Не любил пенсионер живность, которую надо было кормить. Ну, характер такой. Да и дом предпочитал содержать в чистоте. Дом принадлежал его покойной матери, сам он во время службы в ОРБ по Смоленской области проживал там, ну а выйдя на пенсию, вернулся в родные края, к оставленному наследству. И вскоре открыл для себя «золотую жилу».
Все свои финансовые дела Плюхин, у которого, оказывается, и имя было: Игнат Савельевич, — вершил на первом этаже, где у него находился специально отведенный для этой цели рабочий кабинет. Была перед кабинетом даже своеобразная приемная, в которой могли подождать, пока хозяин освободится, те, кто явился, чтобы занять деньги. Диван там стоял и три кресла со столиком, на стеклянной крышке которого постоянно лежали несколько журналов, освещающих финансовую деятельность. Для солидности. Да и на большее количество клиентов за один раз Плюшкин не рассчитывал.
Что было еще на первом этаже, никто не знал, ибо двери были плотно закрыты, а вот на втором этаже — это знали — располагалась спальня хозяина. Иной раз приходилось его ожидать в приемной, — входные двери он открывал сверху, пользуясь какой-то электроникой, и просители сами проходили в приемную, — так он спускался по лесенке в халате и с заспанным лицом. Из этого обстоятельства Агеев сделал вывод, что наиболее уязвимым местом в доме может быть либо спальня, либо те помещения, о прямом назначении которых никто из посетителей не знал.
Далее, Филипп уже осмотрел дом со всех сторон и обнаружил две камеры, которые, поворачиваясь из стороны в сторону, поочередно «осматривали» пространство перед передним и задним фасадами и с боков дома, где к бело-зеленому забору Игната Савельевича примыкали участки соседей. Непонятно, доверял, что ли, им Плюшкин? Или имелись какие-то другие причины? Пока неясно. Но соседские участки тоже осмотрел Филипп и решил, что наиболее удобными местами для проникновения на территорию ростовщика являющей именно они. И пройти от соседей к дому ростовщика можно было лишь в один из тех кратких моментов, когда обе камеры «смотрят» перед собой, строго вперед. Но кто на подобное решится? Да, разумеется, никто, кроме специалиста. Умеющего, ко всему прочему, еще и быстро бегать.
