— Может, помочь чем? Чувствую, ты здесь и до вечера не управишься.
— Только спасибо скажу.
— Ну, относительно «спасибо» это, конечно, хорошо, но его в стакан не нальешь.
— Господи, да о чем речь? Вместе и разопьем.
«Трупный доктор» критически покосился на массивную фигуру Плетнева и столь же критически заметил:
— Но здесь, пожалуй, одним бутыльцом не обойтись. Да ежели еще под закусь…
— Говорю же тебе, впрягайся! Наскребу и на литруху.
— Так бы и говорил сразу, — повеселел «трупный доктор». — Давай показывай свою фотку.
Повертев в руках художественно выполненную фотографию семнадцатилетней девчонки, на которой она смотрелась как «Мисс года», он оценивающе прицокнул языком и отрицательно качнул головой:
— Что-то не припомню такую, хотя девчонка-то запоминающаяся, красивая.
И тут же спросил, почесав в затылке:
— Может, какие приметы есть? С лицом ведь, сам понимаешь, всякое-разное может случиться.
— Шрам на животе от аппендицита и шрам от сведенной родинки на правом плече устроит?
— Вполне.
«Трупный доктор» направился было в свою каморку за журналом «поступлений» как вдруг остановился, словно вспомнил что-то, и, повернувшись к Плетневу, хрипловато произнес:
— Слушай, а эта твоя красавица, она не утопленница, случаем?
— Н-не знаю. Хотя, впрочем, все может быть. А что?
— Да тут, понимаешь ли, девчонку одну в Борисовских прудах выловили, как раз мое дежурство было, так вот у ней вроде бы как и операционный шрам от аппендицита, и на плече какой-то шрамчик. Я еще внимание обратил на это, когда полосовал ее. Идеальная фигурка — и эти две метки на теле.
— Показывай!
— Да вот она, рядышком тут лежит. Ее ведь всего лишь неделю, как привезли. Оттого и запомнил хорошо.
Он открыл один из блоков, выкатил под свет лампы обнаженное, разбухшее от воды тело и, с надеждой покосившись на Плетнева, произнес:
— Она?
Всмотревшись в лицо, в котором трудно было узнать Стасю Кукушкину, Плетнев неопределенно пожал плечами:
— Похоже, что она.
На его лице дернулся какой-то нерв и он, невольно приглушив голос, спросил:
— Она что, действительно утопилась?
— Какое там! — хмыкнул «трупный доктор». — Убили девчонку. А перед этим, судя по следам на бедрах, на ногах и на груди, изнасиловали.
Заключение судебно-медицинской экспертизы, которую провели по личной просьбе Турецкого, подтвердило слова патологоанатома.
Опознанная своей подругой, Стаська была действительно изнасилована. Она была убита тем же самым профессиональным ударом в затылочную часть основания черепа, из-за которого в реанимационном отделении оказался и Игорь Фокин. И только после этого, уже мертвую, ее сбросили с грузом на ногах в Борисовские пруды.
Впрочем, иного «приговора» от экспертов Турецкий уже не ждал.
В этот же день, но уже ближе к вечеру, спецы из судебно-медицинской экспертизы подтвердили еще одну версию, на которой настаивал Александр Борисович.
Смерть Игоря Фокина наступила в результате действия фосфорродержащего препарата, следы которого были обнаружены в его крови.
Когда Турецкому зачитали по телефону заключение экспертизы, он только и спросил:
— Главврач и завотделением ознакомлены?
— Естественно!
— И?..
— Только и того, что развели руками. Мол, такого не может быть только потому, что не может быть такого.
«Мозговой штурм», в который зачастую превращались оперативные совещания в «Глории», на этот раз затягивался, и тому были объективные причины.
Обе экспертизы и вынесенные по ним заключения в корне меняли суть дела, и теперь эти два убийства ложились на плечи следственного отдела прокуратуры.
Казалось бы, что лучше — мавр сделал свое дело, мавр может уйти. Тем более, что модельным агентством «Прима» и его хозяйкой давно заинтересовался Московский уголовный розыск, однако, в «Глории» прекрасно понимали, что они слишком глубоко копнули в своем расследовании, и теперь не только они охотились за убийцами восемнадцатилетней модели и журналиста Фокина, но охота шла и за ними. Уже не скажешь во всеуслышание, что, мол, все, господа заказчики, киллеры и мясники, «Глория» умывает руки, переходите на тот же МУР и его начальника генерала Яковлева, который питает к госпоже Глушко особый интерес. Люди Валентины Ивановны будут охотиться за ними до какой-то логической развязки, и эта охота на охотников несла определенную опасность для жизни оперативного состава «Глории», но в первую очередь — для Ирины Генриховны и Марины Фокиной, которая продолжала настаивать на расследовании. И уже исходя из этих вводных, надо было принимать какое-то решение.
Изложив свою позицию, но при этом стараясь не давить на собравшихся — были все, кроме Голованова, которому не следовало в эти дни светиться в «Глории», Александр Борисович покосился глазом на Ирину, перевел взгляд на Агеева.
— Что скажешь, Филипп?
Агеев пожал плечами.
— А чего тут говорить? Все ясно как божий день. Девчонка эта, Стася, видимо отказала тому козлу, который добивался ее любви, и у того окончательно сорвало башню. А когда изнасиловал ее, возможно, даже не без помощи своей охраны, испугался последующей развязки событий, — мы же не знаем, как все это было на самом деле, — ее просто убили, как говорится, от греха.
— Но ведь этот самый Серафим, или как там его, должен был понимать, что исчезновение девчонки тут же всплывет наружу.
Оппонирующий Агееву Макс замолчал и красноречиво развел руками. Мол, далее и без слов все понятно. Задержание по подозрению в убийстве, арест и тюрьма.
— Не скажи, — возразил ему Плетнев. — Этот козел, любивший пощипать молоденькую капустку, знал, что делает. Стаська — сирота, ни отца с матерью, ни родственников. Так что с этой стороны ее никто не хватится. Ее подруга, Аня Кладова, запугана и прекрасно осознает свое положение. Стоит ей только вякнуть что-нибудь относительно исчезновения подруги, как она тут же последует следом за ней. Надеюсь, с этим вы все согласны? Ну, а что касается «Примы» и госпожи Глушко… Думаю, она получила свои отступные и навеки забыла об этой неприятности.
— Вроде бы все логично, и все-таки я не согласен с Антоном.
— Почему?
— Жестокость, с которой была убита эта девочка.
— Здесь-то как раз все понятно, — Агеев шевельнул плечами. — Ты не забывай о том, что этот самый Серафим какая-то «очень важная шишка», по словам Кладовой. Возможно, даже какой-нибудь крупный чиновник, у которого, как ему кажется, есть все, кроме личного счастья. И такие люди, должен тебе Сказать, пойдут на все, на любое убийство, когда почувствуют нависшую над своим благополучием опасность.
