— Хотелось бы верить, — усомнился Плетнев. — Даже в советское время…
— Ладно, все! Потрепались, и будя, — поставил точку Турецкий. — Попытка убийства Фокина налицо, и если мы не беремся за это дело, а мы, надеюсь, беремся, то дело остается за малым…
— Найти и обезвредить, — хмыкнул Макс.
— Правильно, — поддержал его Турецкий. — Но до этого надо бы еще распределить между собой те темы, по которым работал Фокин, и уже по ним двигаться в едином направлении. Если вы не против, то я бы взял на себя модельные агентства.
Он покосился на свою жену и тут же пожалел о сказанном.
— А вы бы, Александр Борисович, не пожелали сразу же взять на себя ночное кабаре, да еще парочку специализированных массажных салонов в придачу? — поинтересовалась Ирина Генриховна. — А то ведь с вашими способностями, да единственный дом моделей… Скромничаете, Александр Борисович, скромничаете.
— Ириша!.. — попытался воззвать к ее мудрости Турецкий, однако она уже не слушала его.
— Я уже думала над этим, и этот расклад представляется мне следующим образом. Антон Плетнев — бордели на Москве-реке. Было бы не плохо, если бы Сева, как самый представительный из нас взял на себя элитных проституток из дома моделей. А вот Александр Борисович — общее руководство и координацию расследования. Ну а что касается меня, то я думаю, еще разок поработать с журналистским контингентом «Шока», впечатление такое, что там еще много чего можно накопать.
— Расклад понятен, — отозвался Плетнев, — но ведь еще остается наш сексуальный вымогатель.
— Если ты имеешь в виду следователя, которого взяли на взятке, то здесь, думаю, нам упираться не стоит. Судя по всему, этот козел работал в одиночку, и его уже разрабатывает прокуратура, — сказала Ирина.
— В таком случае, гоп, — подытожил Плетнев, но его остановил Турецкий:
— В общем-то, все разумно, но лично меня беспокоит интерес, проявленный прокуратурой к этому делу. То они категорически все отрицают, а то вдруг…
— Считаешь, что уже и на них успели надавить? — перехватил его догадку Голованов. — Чтобы изначально обрубить все концы.
— По крайней мере, не исключаю подобного варианта. Ира, ты не поинтересовалась, случаем, тем следаком, который звонил в редакцию?
— Ну а как же, Александр Борисович! — язвительно отозвалась Ирина Генриховна. — Совершенно случайно удалось узнать даже его фамилию.
— И?
— Следователь Ткачев. Думаю, что он уже беседует с ответсеком или копается в компьютере Фокина.
— В таком случае, по коням, — скомандовал Турецкий. — И еще вот что. К завтрашнему дню прошу предоставить оперативные планы по реализации тем.
Турецкий активно входил в свою роль руководителя.
Засиживаться в «Глории» не было смысла, и Александр Борисович поехал домой, с указанием жены заехать на рынок, чтобы прикупить зелени, фруктов и мяса, и пока стоял в очередной пробке, коим, казалось, уже не было ни конца, ни края, думал о возросшем интересе межрайонной прокуратуры к делу Игоря Фокина. Он слишком долго проработал следователем по особо важным делам, чтобы не знать неписанных законов российской прокуратуры, и его не мог не точить червь сомнения.
Ткачев… Следователь Ткачев. Интересно, с чьей подачи этот самый следователь Ткачев решил «пощупать» редакцию «Шока», если еще вчера его начальство даже слушать не хотело о том, что нападение на журналиста Фокина не имеет ничего общего с ограблением, и все это попахивает криминальным заказом?
Итак, Ткачев.
Еще со времени работы в Генеральной прокуратуре у Турецкого остались кое-какие завязки на уровне межрайонных прокуратур, и он, порывшись в записной книжке, нашел телефон бывшего следователя прокуратуры, который должен был знать Ткачева. По крайней мере, он мог бы дать по Ткачеву обобщающую характеристику: кто таков, его положение в прокуратуре, но самое главное, — склонен ли к тому, чтобы под нажимом повести следствие в заданном направлении.
У очередного светофора, перед которым ждали стартового рыка не менее полусотни иномарок и отечественных «Жигулей», Турецкий набрал по мобильнику нужный номер, и когда наконец-то прорезался приглушенный голос бывшего работника прокуратуры Цветкова, Александр Борисович напомнил ему о себе.
— Господи, Турецкий! — воскликнул Цветков. — Какими судьбами? Я ведь даже мечтать не мог, чтобы ты вспомнил обо мне.
— Прости, Степан, — покаянно вздохнул Турецкий. — Честно говоря, не до звонков было. Меня ведь тоже подчистую списали. Старые раны, новые власти и прочее. Так что, сам понимаешь, пока оклемался да в норму вошел…
— Наслышан, можешь не каяться, — успокоил его Цветков. — Лучше скажи: сейчас-то как?
— Живу, работаю.
— Где и кем? Надеюсь, следственную работу не бросил?
— Да как тебе сказать?.. В общем, может, слышал про агентство «Глория»? Так вот, в нем и нахожу отдушину.
— А как насчет материального подспорья?
— Ну, не могу похвастаться крутизной, однако к пенсии прибавка вполне приличная.
— Так ты-то того… про старые кадры не забывай. Сам ведь знаешь, квалификация выше нормы.
— Ты имеешь в виду постоянную работу или разовые задания?
— На что угодно согласен, лишь бы платили более-менее нормально да не видеть эти рожи в моем супермаркете, где приходится дежурить по двенадцать часов в сутки.
— ЧОП? — поинтересовался Турецкий.
— Нет, служба собственной безопасности, но хрен редьки не слаще.
— Хорошо, принимаю к сведению, но и ты мне помоги кое-чем.
— Излагай. И без того догадался, что не просто так звонишь.
— Вот за что я тебя люблю, Степан, так это за прямоту и конкретику, а теперь слушай сюда. Ты, надеюсь, со своей конторой связь поддерживаешь?
— Естественно.
— В таком случае, не можешь не знать Ткачева, и я бы хотел…
— Это что, этого раздолбона? — перебил Турецкого Цветков.
— Ну-у, вроде того. А почему, собственно, раздолбона?
— А кто же он еще? — удивился Цветков. — Раздолбон он и в Африке раздолбон. Хоть ты его в прокуратуру возьми работать, хоть на табачную фабрику самокрутки крутить.
— А ежели более конкретно?
— Алкаш беспросветный! — выдал «объективку» Степан Цветков. — Я, конечно, тоже не могу похвастаться трезвым образом жизни. Но мы-то с тобой знаем, когда пить, когда спать, а когда работать. А этот придурок…
— И что?
— Да много чего разного. Поначалу, конечно, когда в конторе узнали про его слабость, старались хоть как-то помочь, я сам закрывал его пьяным в кабинете, позволяя проспаться, чтоб начальство не видело. Ну а когда он уже вконец опускаться начал и как-то запил на три дня, потеряв при этом удостоверение, короче, все это выползло наружу, терпение иссякло, и этому придурку дали под зад.
