Засыпая – вернее, проваливаясь в пьяное полузабытье, – я почувствовала, как он накидывает на мои голые ноги покрывало.
...В пять утра Алекс принялся будить меня. Разумеется, еще не совсем трезвый организм никак не соглашался с необходимостью принимать вертикальное положение. Я что-то бессвязно мычала и пыталась завернуться в покрывало, однако тщетно – оно было решительно сорвано с меня, а огромное окно открыто настежь.
– Ты изверг! – простонала я, натягивая на грудь полотенце.
– Вставай. Нам выезжать через час.
Сам Алекс был уже готов: одет, собран и по сравнению со мной совершенно свеж. И опять весь в черном – злой гений просто.
– Дай сигаретку, а? – попросила я жалким похмельным голосом, садясь и поджимая ноги.
– Не кури – плохо будет.
– Не будет.
Решив, что убеждать меня бесполезно, а лучше действовать наглядным примером, Алекс прикурил мне сигарету. Пара затяжек убедила меня в его правоте – закружилась голова, перед глазами все поплыло.
– О-о-о... – Я с отвращением кинула сигарету в пепельницу на тумбочке и схватилась за голову.
– Предупреждал ведь, – усмехнулся Алекс, садясь на край кровати. – Может, налить тебе граммов пятьдесят, а, Мэ-ри?
– Уйди-и! – простонала я, не в силах даже думать о спиртном.
Но он не ушел, а поставил меня на ноги и толкнул в сторону ванной:
– Иди, собирайся. Не полетишь ведь в полотенце.
Если честно, я готова была лететь и в полотенце, и без него – лишь бы он оставил меня в покое.
Холодный душ слегка взбодрил, а чашка крепкого кофе, которую я обнаружила на столике, выйдя из душа, вернула относительное благодушие. Через тридцать минут мне удалось уговорить свой организм потерпеть со смертью и дожить до места назначения. Хм... а ведь я даже не спросила, куда он меня собирается везти – надо же, как я выпала из жизни...
– Алекс... куда мы летим? – осмелилась я спросить уже в машине, везущей нас в аэропорт.
Он только усмехнулся и не ответил. Ничего, в аэропорту объявляют рейсы, да и на стойке регистрации я тоже могу это узнать...
Место назначения меня слегка шокировало – Цюрих, Швейцария... Успокоило только то, что я вспомнила, как Костя однажды обмолвился о своей нелюбви к этой стране – мол, зима там наша, русская, и соотечественников вагон и маленькая тележка. Прекрасно...
В самолете я уснула – ну, еще бы... очнулась от того, что моя голова лежит на его коленях – как-то двусмысленно, и я, сев, как неваляшка, отвернулась в иллюминатор. Черт... ну, куда напилась так, а? На локоть легла его рука, чуть сжала.
– Что, Мэ-ри, нехорошо?
– Хорошо... – буркнула я, не поворачиваясь.
– Как знаешь.
Дом, куда он меня привез, оказался на окраине города – хороший такой дом, на совесть. У меня раскалывалась голова, я даже не потрудилась что-либо рассмотреть. Проспала в большой спальне на втором этаже до самого вечера, а когда спустилась, то поняла – что-то будет. Уж больно праздничный вид был у хозяина. Ну, собственно, я не ошиблась – мужчины предсказуемы, все, как один. И мой Костя был таким, и Максим, и вот Алекс тоже. Когда после ужина я поднялась к себе, а он пошел следом, я встала возле двери и тут же оказалась прижата к ней спиной. Он крепко держал меня за талию и все сильнее прижимал к себе.
– Мэ-ри... – дыхание обожгло, голос проник в душу, сразу захотелось перестать думать и положиться на его волю. Но я дала себе слово – не подчиняться ему, никогда не подчиняться, ни за что. Я не могу, просто не могу быть зависимой от него.
– Ну давай. А говорил – не нужны обязательства. Давай, воспользуйся тем, что я сейчас полностью в твоей власти.
Он долго стоял передо мной, не убирая рук с талии, смотрел в глаза до тех пор, пока у меня не потекли слезы – от напряжения.
– Нет, Мэ-ри. Так не будет. Будет по желанию – или никак.
– Значит, никак.
– Никак. Передумаешь – дверь рядом.
Алекс ушел, а я еще пару минут постояла, упираясь спиной и затылком в дверь своей комнаты, потом вошла внутрь и заперлась. Видит бог – я сделала так, как мне подсказала совесть. Теперь я смогу смотреть в глаза Марго честно и открыто – я не нарушила своего слова.
Цюрих оказался еще убийственнее Бильбао... Все эти тихие европейские городки просто не соответствовали моему темпераменту – они меня пожирали, убивали. В них абсолютно не было суеты, особенно на окраинах, того ритма, к которому я привыкла, всю жизнь прожив в России. Эти монотонность, картинность, правильность сводили с ума.
Я нашла самый простой выход – пила. Каждый вечер после ужина уходила к себе с бутылкой коньяка и постепенно приканчивала ее, сидя на подоконнике, куря и болтая ногой. Иной раз еще и пела – в моем «репертуаре» оказалось много «блатных» песен, и ими-то я и баловала окрестности. Алекс ухохатывался, наблюдая за мной, а я только отмахивалась – не мешай, мол.
Он не мешал. Намеков на интим больше не делал – выжидал, однако я тоже никак не собиралась перешагивать мною же нарисованную черту.
На фоне этого странного сосуществования вдруг раздался звонок. В том, что это Марго, я убедилась сразу же, едва Алекс положил трубку. Нет, он не ответил мне на заданный вопрос, он просто молча покидал какие-то вещи в сумку, потом ушел с ней в подвал, а когда вернулся, сумка стала явно тяжелее.
– Я вернусь через пару дней. Никуда не выходи. Все, что нужно, знает Ингрид.
Ингрид, помощница по хозяйству, появлялась в доме несколько раз в неделю, убирала, мыла и иногда готовила. Я, достаточно плохо владея английским и совсем никак – немецким и французским, с нею практически не общалась.
Перспектива остаться на несколько дней в полной изоляции меня никак не пугала – так даже лучше, смогу наконец все обдумать и взвесить на трезвую голову. Результатом этого стала очередная запись в блокноте:
Не сплю вторую ночь. Скоро начну падать. Все как всегда.
Не верю. Ну, не верю – не бывает такого. Не бы-ва-ет.
Если я буду столько плакать – мое «железо» подернется ржавчиной.
Наплевав на запреты, всю ночь курила и пила коньяк на подоконнике.
И плакала.
Выпила литра два чаю – похожа на опухшего с перепоя китайца. По фигу.
Синяки под глазами уже ничем не замажешь и не запудришь.
Голова болит, руки трясутся.
Еще немного – и привет, «дурка».
Все равно не верю. Со мной такого случиться не может. И не случится.
Сейчас еще немного поплачу, докурю – и все выкину из головы. И его выкину.
Если смогу.
