— Я, вообще-то, совершенно не плаксива, но… — она беспомощно махнула рукой.
— Сама по себе беременность может стать причиной частых слез, я три раза сама побывала в этом состоянии, а уж непредвиденные осложнения… — Соня пожала плечами. — Но вы согласились выйти за Рафа, так ведь?
— Только потому, что не хочу, чтобы за мной тянулся шлейф подпорченной репутации, если я так не сделаю. А никакой ребенок не заслуживает этого.
Соня долго смотрела на нее.
— Существует кто-то в вашей жизни, кто мог бы яростно возражать против того, чтобы вы вышли замуж за Рафа?
— Нет.
— А есть в вашей жизни что-то такое, от чего вам будет трудно отказаться?
Мейзи помолчала.
— Я любила свою работу, но теперь потеряла, и винить в этом могу только себя. С другой стороны, мне двадцать два, так что не все еще кончено.
Соня проницательно спросила:
— Вы боитесь влюбиться в Рафа? Вы знаете, не исключено, что вы оба поймете, что подходите друг другу. Во всяком случае, он очень надеется на то, что вы это поймете.
— Я думаю, — осторожно сказала Мейзи, — что влюбиться в него было бы большой глупостью в моем положении. Вы можете представить, чтобы ваш брат мечтал о женщине, беременной от другого?
— Нет, — вздохнула Соня: — Особенно от Тима Диксона. Простите, — немедленно добавила она, — иногда я бываю ужасно бестактной.
Соня оказалась неоценимой собеседницей и помощницей.
Как выяснилось, она разошлась со своим мужем, хотя они и поддерживали хорошие отношения. За детьми присматривал ее отец.
Соня настояла на том, чтобы Мейзи сменила гардероб, и не только по причине округляющейся талии.
— Она еще не настолько округлилась, к тому же я собираюсь жить уединенно, — возразила Мейзи.
— Округлится! А уединение — еще не одиночное заключение, — сказала Соня и широко улыбнулась.
Так что Мейзи приобрела новый гардероб.
— А теперь насчет свадебного наряда. Белый? — спросила Соня.
— Нет. Я не имею права надевать белое.
— Глупости, кто придерживается сейчас старых традиций?
— Да я не стала бы надевать белое, даже если бы могла! Я выгляжу ужасно в белом.
Соня засмеялась.
— Сдаюсь! Поищем что-то еще.
В итоге остановились на красивом шелковом костюме бледного серо-зеленого цвета, так искусно скроенном, что беременности совершенно не было заметно.
Все это время Джек Гастон, несколько раз, заезжал к Мейзи.
Он нравился ей. Спокойный, высокий и неуклюжий, он не показывал ей своего истинного отношения к нагрянувшей, как гром среди ясного неба, женитьбе своего босса, хотя Мейзи не могла не знать, что он остолбенел, услышав эту новость.
Джек еще раз удивил ее, когда завел разговор о продаже ее дома.
— Да, я обдумываю это, — сказала Мейзи. — Я…
— Раф не хочет, чтобы вы его продавали, — перебил Джек.
— Раф… — Мейзи запнулась. — Я не буду прямо сейчас продавать дом. Его нужно сдать — до тех пор, пока не решу продавать. Тогда все расходы по ремонту и на налоги не станут бременем для Рафа.
Бремя? Для Рафа? — недоверчиво подумал Джек Гастон.
— Вы не смогли бы организовать это, Джек? — озабоченно спросила она.
— Да, конечно. Гм… кажется, речь шла еще и о яхте?
Мейзи выдержала легкую битву сама с собой.
— Я- я бы хотела продать ее.
Джек сказал, что мог бы заняться и этим, потом протянул ей какие-то бумаги.
— Если бы вы дали мне свой паспорт и поставили свою подпись вот здесь, я бы мог помочь, поменять вашу фамилию на фамилию мужа. То же самое — в отношении вашего банковского счета и так далее.
Мейзи согласилась. Но отказ от сотрудничества с джазовой группой и от своей работы решила взять на себя.
Было около пяти часов дня. Почти весь этот день Мейзи занималась тем, что примеряла одежду, шляпы, обувь.
Когда Соня собралась домой, чтобы проведать своих детей, Мейзи решила принять душ. Выйдя из ванной, она завязала волосы на макушке зеленой лентой и надела новую кофточку и широкие в поясе брюки.
— Ну как, Мейзи? — сказал Раф, который вошел в квартиру, открыв дверь своим ключом, о существовании которого она и не догадывалась. — Соня заботилась о тебе?
Мейзи подскочила и выронила кучу роскошного нижнего белья, которое рассматривала.
— Я не слышала… Как ты вошел?.. Не делай так больше, Раф! Я пока что не твоя собственность.
Она не собиралась это говорить. Слова как-то сами собой вырвались у нее. Он удивленно поднял брови.
— Разве кто-то что-то говорил об этом? И почему такой испуг?
— Видимо, у тебя короткая память! Благодаря тебе, я от всех скрываюсь и не испытываю радости от этого.
— Насчет того, что это благодаря мне, — вопрос спорный, — парировал он. — Это ты проникла на борт «Мэри-Лу» и едва не утопила меня. — Мейзи открыла рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но он холодно добавил: — Это ты последовала за мной на Тонгу, не удосужившись даже позаботиться о жилье.
Она побледнела, а ее глаза потемнели.
— Почему же ты решил жениться на такой идиотке?
— Прекрати, — потребовал он, схватив ее за руку. — Я знаю и ты знаешь, что это единственный выход.
— Но это еще не значит, что я должна радоваться этому. Отпусти меня!
Она попыталась вырвать свою руку, но он крепко держал ее.
— Нет. — На его лице пролегли резкие складки, губы были сжаты. — Нет, пока мы все не проясним. Да, мы оба наделали ошибок. Но я не считаю тебя идиоткой… если ты, конечно, не намеренно все усложняешь.
Она пристально взглянула ему в глаза.
— А ты что полагаешь? Что я пойду на поводу у своих инстинктов и займусь с тобой любовью?
Конечно, она выпалила это от злости. Но как только эти слова сорвались у нее с языка, она немедленно вспомнила обо всем, что Раф Сандерсон сделал для нее.
— О, прости! Прости! — воскликнула Мейзи с пылающими щеками и с бешено бьющимся сердцем. — Это… было ужасно, то, что я сказала, и я бы никогда этого не сделала, если бы ты не разозлил и не напугал меня. — Она замолчала и закусила губу. — Господи, что за глупости я несу!..
Он резко отпустил ее, внимательно оглядел ее округлившуюся фигуру, скрытую свободной одеждой, а потом посмотрел в тревожные глаза.
— Нет, не глупости. Правда часто прорывается в моменты накала, и мне следовало подумать о том, что я… могу напугать тебя.
Мейзи сцепила пальцы.
