А вот если я поеду туда с утра пораньше, еще до работы, то там вполне никого может и не быть. Я только оставлю там костюмы и уеду.
Ладно. Разговаривать не буду. А что я скажу? Какая я непутевая, крупные афиши не вижу? Зачем им это? Они опять что-нибудь придумают.
Выспалась я прекрасно. Ничего не снилось. Видимо, и правда от всего устала. Проснулась ни свет ни заря. За окном золотился рассвет, беззаботно пели птицы.
Вышла на улицу в легкий туман и умопомрачительный запах раннего утра. Села в мамину машину и поехала по проторенной в последнее время дороге.
А кругом и правда были эти злополучные афиши. Театр Лимбарди вновь открывается, интересная новая пьеса, приглашаем посетить.
Остановила машину, выключила мотор. Взяла огромный пакет с костюмами. Подошла к дверям, налегла на них, ввалилась в фойе, чуть не упала, пошла по мозаичному полу.
Сегодня — только по проторенной тропе, через зрительный зал. Заодно убедиться, что там никого нет.
Зал был пуст — конечно, ранее утро, кому ж тут быть? Великолепный замок светился вдали бледным искусственным светом.
Подошла к сцене. Пока любовалась замком, выпустила из виду кровать и кресло. Кровать была пуста, а вот в кресле с утра пораньше уже кто-то обитал.
В шляпе. Темных очках. При бороде. Делал вид, что читает какую-то рукопись.
Я остановилась неподалеку. Не знала, что сказать, не решалась беспокоить. Все-таки читает человек что-то в такую рань.
Хоть бы немного помог мне. Ну там тяжело вздохнул или слегка потянулся. Чтобы я поняла, что уже можно начинать светский разговор.
Протянуть пакет с костюмами, сказать: «Нет-нет, не стоит благодарности. А что в такую рань, так я всегда вместе с птицами просыпаюсь».
Я, можно сказать, вообще практически не сплю. В последнее время особенно.
— Привет, — сказал мне низкий обволакивающий голос.
Я так вздрогнула, чуть пакет не выронила.
Сидящий в кресле мужчина усмехнулся.
Ох как я рассердилась. Самое время бороду оторвать. В таком вот состоянии лучше всего искусственные бороды отрывать.
— Извини, — сказал мне тем временем тихий низкий голос, — я сегодня себя неважно чувствую.
И я уже попалась, уже рот раскрыла и давай жалостью вся наполняться.
— А что случилось? — спрашиваю.
— Что-то не то.
— Что не то?
— Слышу сегодня плохо, вижу неважно.
— На колени не присесть? — спрашиваю.
— Ой, я бы сам и не посмел попросить, — говорит.
Он наблюдал за мной сквозь темные очки. Я подошла поближе и решила для начала завести светский разговор.
— А что это вы читаете? — спросила я.
— Да так. Свою пьесу.
— Вы и пьесы пишете?
— Да, пишу.
— И замки рисуете?
— Какие замки?
— И грим из золы делаете?
— Какой грим?
— И волосы в белый цвет красите?
Он рассмеялся. Смех низкий и серебряный.
— Ну вот, — сказал он, — ты справилась.
— С чем справилась?
— С наваждением театра, — сказал он.
Несколько мгновений я молчала.
— Так это наваждение театром было?
— Ну конечно, — сказал он, — а что же еще?
— Я не знаю, — сказала я.
— Не любовь же, — тихо сказал он.
— Почему не любовь? — тихо сказала я.
— Я тебя не знаю, — сказал он, — ты меня совсем не знаешь.
— А для этого надо знать друг друга?
— Говорят, что да.
Он смотрел на меня через темные очки, и меня била дрожь. Неужели, чтобы тебя вот так била дрожь, нужно хорошо знать человека?
— Я только вот эти костюмы вам отдам и уйду, — слабым голосом сказала я, — но вы, пожалуйста, не смотрите их при мне, хорошо?
— Почему?
— Я боюсь.
— Чего ты боишься?
— Вдруг что-то не так.
— Ты их не видела?
— Нет, не видела.
— Чего же ты боишься?
— Я не знаю.
Я поставила костюмы на пол рядом с креслом, но так, чтобы он не мог достать их.
Молодой человек немного подумал. А потом протянул мне руку. И я пошла к нему.
Когда читаешь про любовь или смотришь фильмы про нее же, мечтаешь, чтобы и у тебя было так же красиво, замечательно и прекрасно. А когда все эти непредсказуемые чувства сваливаются на тебя, ты теряешься.
Тебе кажется, что у тебя все не так сказочно, волшебно и неповторимо. Ты заикаешься, падаешь на ровном месте, у тебя напрочь пропадает голос, зато возникает дрожь в коленях и мурашки по всему телу.
И потом, все случается так неожиданно, когда ты совсем не готова. Когда ты еще не переделала все свои главные дела, не сшила себе красивое платье или, на худой конец, не сходила в парикмахерскую.
Вот тогда-то жизнь и наваливается на тебя огромным клубком неизведанных чувств, в которых ты не можешь сама разобраться. А спросить совета не у кого. Потому что у каждого своя история, свои неизведанные чувства и свои ответы на вопросы.
Я подошла к молодому человеку и тоже протянула ему руку. И он осторожно взял ее в свою теплую ладонь.
Неизвестный мне человек в темных очках и с накладной бородой творил со мной какие-то невообразимые вещи. Некое невыразимое электричество вновь стало разливаться по всему моему телу.
— Я оставлю костюмы и пойду, — сказала я.
— Уже уходишь? — грустно сказал он.
— Мне на работу надо.
— А пустить все на самотек не можешь?
— Нет, меня уволят.
— Ты так любишь свою работу?
— Нет, — сказала я, — не так.
— Тогда в чем дело?
Я подумала и стала давать подробный и обстоятельный ответ.
— Каждый человек должен выполнять свои обязанности, — сказала я. — Если все люди перестанут выполнять свои обязанности, в мире начнется неразбериха.
— Если сегодня на полдня остановится твоя работа корректора, мир не перевернется, — философски заметил молодой человек.
— Что?
— Бури и ураганы не начнутся.
— Откуда вы знаете, кем я работаю?
— Но если прямо сейчас одному человеку очень нужно, просто необходимо твое тепло, а ты уйдешь на работу, — совсем печально сказал он, — вот тогда, пожалуй, мир остановится.
