– Хорошо, мы пойдем. Но вы не учитываете одного важного обстоятельства.
– Не валяйте дурака, – отмахнулся Борков. – Обстоятельства яснее ясного.
– Может быть, нам лучше обсудить все мирно, без крика?
– Одевайтесь! – приказал Борков.
Тогда Кока сел и невозмутимым голосом заговорил монотонно, как будто читал вслух чужую речь:
– Должен предупредить вас о следующем. Мне известно все, что случилось с вами в Брюсселе. Я, конечно, скажу там, куда вы меня собираетесь вести, и о Брюсселе, и о долларах, и о сделанной вами машинке. После этого, надеюсь, ваша судьба будет ненамного слаще моей. Учитывая все это, вы должны понять, что ваше намерение непродуманно, более того – безрассудно.
Борков склонился над Кокой, опершись рукой о спинку его стула.
– При чем здесь Брюссель, старая крыса?
– Я не крыса и не сволочь, – задыхаясь, прошептал Кока. – Ты щенок! Я этого не забуду. Ты еще пожалеешь, что оскорблял меня. На, смотри!
С этими словами Кока вынул из того же кармана, что и деньги, другой пакет – в плотной черной фотографической бумаге – и швырнул его на стол.
Борков развернул пакет, извлек из него пачку фотографий и начал медленно перебирать их.
Кока следил за ним с неприкрытым злорадством, угадывая по выражению лица, какую он карточку рассматривает в данный момент.
Вот он, Борков, сидит с женщиной за столиком в ресторане, они смотрят, улыбаясь, друг на друга с поднятыми бокалами в руках.
Борков и женщина танцуют.
Они же в номере гостиницы. Пьют вино.
Борков крупным планом – пьяное лицо.
На низкой кровати лежит Борков и рядом с ним в постели та же женщина.
Женщина обнимает и целует Боркова.
Борков и женщина. Оба раздетые.
Борков в трусах стоит около кровати и смотрит на дверь, а женщина держит в руках дамские принадлежности.
У кровати стоит растерянный Борков, рядом женщина с растрепанными волосами и двое полицейских в форме.
Борков и Филипп. Борков отсчитывает деньги.
Улица Брюсселя в яркий солнечный день. Метрдотель Филипп и Борков идут по тротуару плечом к плечу. Филипп смотрит прямо в объектив. Борков повернулся к своему спутнику и что-то говорит ему, протягивает большой сверток, который держит в левой руке. Вид у Боркова помятый и растерянный.
Точно такой же кадр, только теперь пакет держит Филипп. Он протягивает Боркову белый маленький конверт, стараясь делать это незаметно. Но жест отлично виден.
И наконец, последнее – репродукция служебного удостоверения Боркова в натуральную величину.
– Та-а-ак… – протянул Борков, сложив фотографии. – Сначала вы всучили мне доллары, а теперь шантажируете Брюсселем. Издалека зашли…
Кока уже окончательно оправился. К нему вернулась прежняя уверенность.
– Не говорите ерунды, – презрительно заметил он. – Не я вас искал, вы сами меня нашли, когда вам понадобилась валюта. Подозревать в предумышленности скорее можно вас, а не меня.
– Откуда же фотографии?
– Это другой вопрос.
– Не считайте меня дурачком. Таких совпадений не бывает. Значит, снабдили долларами, а потом на всякий случай сообщили туда, на Запад, что едет, мол, подходящий субъект. Так, что ли?
Только теперь, после того как Борков высказал свои предположения насчет заранее подготовленного шантажа, у Коки исчезли его собственные подозрения относительно Боркова и этого поразительного совпадения. Он с облегчением почувствовал, что не испытывает больше к Боркову прежнего смутного недоверия.
– Что вы действительно субъект – согласен. Остальное – чепуха, – сказал Кока.
– Кто дал вам фотографии? – снова спросил Борков, но уже тихим усталым голосом.
– Ишь чего захотели! – Кока даже развеселился. Он, кажется, начинал испытывать к Боркову нечто вроде сочувствия. – Вы еще не раздумали вести меня на Лубянку?
– Она от вас не уйдет, – мрачно откликнулся Борков.
– И от вас тоже.
– Наверное. Но я устал с вами разговаривать. Давайте кончать.
– Я с самого начала хотел, чтобы мы договорились побыстрее. Но у вас же амбиция… – Кока будто бы оправдывался. – Мое предложение вы уже слыхали. Слово за вами.
– Что именно интересует вас в моей работе?
– Все, что вам приходится делать.
– Я должен излагать в письменном виде?
– Да.
– И передавать вам?
– Да.
Борков хлопнул ладонью по столу.
– Не пойдет.
– Почему? – удивился Кока.
– С вами я больше общаться не хочу.
– Но почему же?
– Вы валютчик и фальшивомонетчик. Да еще и шпион. Слишком много для одного человека. Вас быстро разоблачат.
Во второй раз Коке представилась возможность оценить рассудительность молодого партнера. И подивиться в душе, как может это редкое для молодых людей качество уживаться у Боркова с легкомыслием.
– Откуда вдруг такая щепетильность? – делано обиделся он. – Какая вам разница?
– Если я должен кому-то передавать какие-то сведения, то предпочитаю иметь дело с человеком, который не на виду у милиции.
– Что вы, что вы! Я чист, я вне всякой опасности в этом смысле.
– Трудно сказать. Может быть, за вами давно следят. Одним словом, не хочу.
– Но это уж просто каприз. – Кока пожал плечами.
– Как вы не понимаете! – горячо воскликнул Борков. – Это что, игрушки, по-вашему? Или у вас и правда старческий маразм? И так я уже, к сожалению, слишком часто появлялся на вашей орбите.
– Одно с другим совершенно не связано, – заверил Кока.
– Нет, я еще раз говорю: с вами никаких дел.
Если бы записать эту беседу, как записывают на электрокардиограмме биение сердца, получилась бы ломаная линия, то взбирающаяся круто в гору, то стремительно падающая вниз.
Как ни старался Кока, Борков был непреклонен. Дав согласие доставлять интересующие Коку сведения, он категорически отказывался поддерживать с ним впредь какие-нибудь отношения. Кока предложил держать связь через третье лицо (имея в виду Кондрата Акулова), но и этот вариант Боркова не устраивал.
Ситуация еще больше осложнилась, когда к концу разговора Борков, измученный сомнениями, завел речь о том самом, что Кока при встрече со своим шефом на рыбалке называл полномочиями. Он потребовал доказательств, что Кока действительно связан с иностранной разведкой. Старик пробовал возражать: какие же еще нужны доказательства связи, если перед Борковым лежат эти фотографии? Но Борков заупрямился и сказал, что если уж его хотят купить, то пусть покупает сам хозяин, а не перекупщик.
