Павел понимал: это психологическая обработка. Но оттого, что он понимал, не было легче. Детектор продемонстрировал свои возможности очень убедительно.
– Позовем Лошадника? – спросил врач у Александра.
– Зови.
Врач позвонил по телефону, сказал два слова: «Мы готовы».
Очень скоро пришел Себастьян. Вероятно, Лошадник – его кличка. Павел давно обратил внимание, что здесь вообще в моде прозвища. Он несколько раз слышал, как в разговорах упоминались цветистые клички явно неофициального происхождения: Монах, Музыкант, Цицерон, Одуванчик и так далее. Некоторые из прозвищ давались по принципу от обратного: Леонид Круг говорил Павлу, что шефа всего этого заведения зовут Монахом, а он, по слухам, был в свое время завзятым бабником.
Стоило чуть отвлечься, и Павел почувствовал, что ему стало легче, словно его выпустили на минуту подышать свежим воздухом. Леонид говорил, что полезно перед испытанием на детекторе напиться как следует. Но если б знать…
Пока врач снимал с Александра чувствительные щупальца детектора, Павел старался представить себе устройство аппарата; проявить любопытство к какому-то непонятному явлению – значит наполовину уменьшить страх перед ним.
Гофрированная трубка фиксирует дыхание и работу сердца. Гладкая трубка на руке снимает артериальное давление. А для чего пористые подушки на ладонях? Леониду брат объяснял, что они реагируют на отделение пота у испытуемого. Три датчика – три самописца.
Можно было сообразить, что действие детектора основано на простом факте: нервная система, регулирующая деятельность человеческого организма, не подчиняется тому, что условно называется волей. Но все же она существует, воля. И не так уж она условна.
Себастьян, Александр и врач, стоя у окна, о чем-то посовещались. Потом Себастьян подвинул белый столик врача к креслу.
Врач намотал на валик аппарата рулон миллиметровки и сказал Павлу по-русски:
– Садитесь в кресло, закатайте рукав.
На Павла были наложены трубки, врач приладил зажимы, укрепил на ладонях пористые резиновые подушечки, предварительно окунув их в банку с раствором. И сел за стол напротив.
Себастьян и Александр встали у Павла за спиной так, чтобы он их не видел.
– На все вопросы, которые вам зададут, отвечайте только «да» или «нет». – Врач говорил по-русски почти без всякого акцента. – Смотрите мне в глаза. Отвечайте не раздумывая. Но и не торопитесь.
– Начнем с ключа? – спросил Себастьян.
– Можно с ключа.
Себастьян написал на ленте цифры от одного до десяти.
Врач снял с правой руки Павла зажимы и подушечки, подвинул к краю стола листок бумаги и карандаш.
– Сейчас мы проделаем то, что вы уже видели, – сказал он. – Задумайте любую цифру. Запишите на бумаге и спрячьте. Мы отвернемся.
Все трое отвернулись. Павел вывел тройку, сложил и сунул листок в карман брюк.
– Можно, – сказал он заговорщически, как будто все они играли в какую-то занятную детскую игру.
Себастьян включил аппарат.
– Итак, во всех случаях, даже когда я назову вашу цифру, говорите «нет», – предупредил врач.
– Валяйте, – ответил Павел.
– Один?
– Нет.
– Два?
– Нет.
– Три?
– Нет.
После проверки ленты врач сказал небрежно:
– Вы задумали тройку.
Павлу сделалось не по себе. Значит, аппарат работает точно. Значит, эти чертовы самописцы дергаются, когда он говорит «нет» на задуманной цифре. И это послужит ключом для расшифровки записи допроса. Самописцы будут так же дергаться всякий раз, как он произнесет неправдивое «нет»… Неужели нельзя их обмануть? Врач задернул шторы на обоих окнах, включил свет. Себастьян и Александр снова встали у Павла за спиной, врач сел за столик напротив.
– Теперь вы будете отвечать на вопросы, – сказал он. – Говорите только «да» или «нет». Не раздумывайте. Смотрите мне в глаза.
Себастьян включил детектор, возникло легкое монотонное жужжание.
– Вы родились в Москве? – задал первый вопрос Александр.
– Да.
– Ваш отец жив?
– Нет.
– Вы коммунист? – это спросил уже Себастьян.
– Нет.
– Вы сидели в тюрьме?
– Да.
– Вы коммунист?
– Нет.
– Вам нравится здесь?
– Да.
– Вы любите вино?
– Да.
– Вы служили в Советской армии?
– Нет.
– Вы служите в органах госбезопасности?
– Нет.
– У вас есть дети?
– Нет.
Себастьян выключил детектор. Врач встал, подошел к Павлу, выпустил воздух из трубки, стягивавшей руку, подождал с полминуты и снова накачал ее грушей.
– Ну как, хорошо я отвечаю? – спросил Павел.
– Отлично, – саркастически сказал врач.
Павел быстро перебирал в уме десять заданных ему вопросов, вспоминая их последовательность. Он отвечал спокойно. Он знал это, потому что ни разу не услышал ни одного толчка собственного сердца. Значит, не волновался. Раньше, давно-давно, иногда бывало так, что он начинал слышать свое сердце.
Он старался угадать в последовательности вопросов какую-то систему. Но ее, кажется, не было. Разве что расчет на неожиданность важного вопроса…
– Продолжим, – сказал врач.
У Павла затекли ноги, он разогнул и снова согнул их. Мышцы на плечах ныли, хотелось потянуться, но тут ничего нельзя было поделать. Привязанный к детектору тремя парами электрических проводов, он чувствовал себя скованным.
Началась вторая серия вопросов. Открыл ее Себастьян.
– У вас есть мать?
– Да.
– Вы любите ее?
– Да.
Он спрашивал размеренно, спокойным голосом. И вдруг Александр, нарушив привычный ритм, спросил скороговоркой:
– Зароков работает шофером такси?
Павел отвел глаза от лица врача, повернул голову к толстяку.
– Я не знаю, как тут отвечать. Не знаю никакого Зарокова.
Обернувшись, Павел увидел, что оба – и Себастьян и Александр – держат в руках раскрытые блокноты. Значит, этот вопросник был составлен заранее.
– Ну ладно, пошли дальше, – сказал врач.
– Вы коммунист? – спросил Себастьян. Этот вопрос задавался в третий раз.
Павел крикнул что было сил:
– Нет!
