– Рискованно, – подумав, сказал Лукин. – У него наверняка зародились подозрения. Доложит в центр, там сообразят, что бумаги Нестерова – бутафория.
– Не могут они поверить, что мы сначала столько усилий положили ради этой бутафории, а потом одним вопиюще неуклюжим ходом испортили себе всю комбинацию.
– Грубовато, конечно, но, пожалуй, в этом-то и соль, а?
– Должно сработать, – убежденно сказал Марков.
– Будем надеяться. Мне вот что не совсем ясно, Владимир Гаврилович. Зачем Кутепов эту девушку убить хотел?
– Ну, во-первых, он ее боялся. Вербовал – отказалась. Приезжает итальянец – все раскрывается. Во-вторых, ее смерть должна была произвести весьма сильное впечатление на Галину Нестерову. Цепочка понятная. Нестеров очень любит свою дочь. Представьте, если отцу скажут: или помогайте нам, или с вашей дочкой случится то же, что и с ее подругой.
– Вы полагаете, Нестерова в покое не оставят?
– Одной поездкой Брокмана дело может и не ограничиться. Кутепов на допросе, например, заявил, что ему велели подготовить подруг к встрече с каким-то племянником. Наверное, имелся в виду Брокман. Мамочка Галины Нестеровой тоже оскоромилась – ей дорогой перстень Кутепов продал за бесценок.
– У Брокмана, считаете, других задач нет?
– Мы не все знаем, Петр Иванович, – ответил Марков совершенно теми же словами, которые произнес однажды в разговоре с Павлом. – Пока не все. – Он посмотрел на часы. – Но буквально в эти самые минуты выяснится одно дело… Появился ходок из-за рубежа.
– К Брокману?
– Да. Но разрешите, Петр Иванович, покончить сначала с тем, что уже есть. Сейчас мы покажем вам, к кому обратился Брокман, когда остался без «Спидолы».
Павел успел освоиться с проектором и теперь исполнял обязанности киномеханика хорошо.
На экране возникла площадь Маяковского. Затем в кадр вошла Линда Николаевна. Она набирает номер в будке телефона-автомата. Идет по Первой Брестской. Достает из сумочки сигаретную коробку, роняет ее на землю посреди пустыря. А вот и автомобиль с дипломатическим номером. Мужчина приятной наружности с таксой на руках поднимается из-за руля, гуляет с таксой по пустырю, наклоняется, подбирает коробочку. И уезжает.
– Старый лис, – сказал Марков. – Сотрудник известного вам посольства.
– Знаете его? – спросил Лукин.
– В шестьдесят шестом работал в Чехословакии, потом недолго в Польше, потом куда-то исчез, а с шестьдесят девятого – в Москве.
– У нас за ним что-нибудь числится?
– Одна нитка определенно к нему вела, да оборвалась. Это еще два года назад было. Косвенных данных уже порядочно набралось. Но он осторожный. Тут вот впервые попался. Скорей всего Брокман передал ему микропленку с нестеровскими формулами… Посмотрим дальше.
На экране – вход в почтовое отделение № 67. Появляется Линда Николаевна.
– До этого она звонила по тому же телефону. Вероятно, тут Брокман работает уже по пожарному варианту – «Спидолы»-то нет. Стачевская получила открытку. А тридцатого июня сама отправила открытку. Ей писал некто Воробьев, и она послала открытку Воробьеву.
– Это и есть ходок к Брокману?
– Да. Приехал с туристской группой. С ним работает майор Семенов – земляк Кутепова. – Марков опять посмотрел на часы.
– Воробьева задержали? – спросил Лукин.
– Да.
– Пугаете вы их, Владимир Гаврилович.
– Ничего. Все обставлено незатейливо, но правдоподобно. Сказано, что похож на разыскиваемого рецидивиста. А паспорт оказался с изъяном. Судя по открыткам, тут какое-то спешное дело. Группа Воробьева послезавтра улетает. Значит, сегодня он открытку получил, а само дело назначено на завтра. У Брокмана связи нет, до него не успеет дойти.
В кабинет вошел секретарь генерала.
– Владимир Гаврилович, вас спрашивает майор Семенов, – обратился он к Маркову. – Говорит, что вы велели звонить, если срочно.
Марков взял трубку белого аппарата.
– Семенов? Слушаю вас… Где вы?.. Везите сюда. – И, закончив разговор, Марков сказал генералу: – Сейчас Семенов привезет Воробьева. Мы с ним потолкуем у меня, а потом я вам доложу. Там что-то непростое.
– Хорошо, – сказал Лукин. – Жду вас.
Воробьев, который в группе по своему иностранному паспорту значился как Блиндер, ни в чем не стал запираться. Семенов рассказал, что Воробьев сделался податливым с того мгновения, когда из его чемодана извлекли четыре разноцветных длинных тюбика, в каких продается зубная паста. Надписи на них были немецкие и действительно сообщали, что тюбики содержат зубную пасту. Семенов хотел отвернуть колпачок на одном и выдавить для пробы себе на ладонь его содержимое. Тюбики оказались запаянными, но Воробьев закричал так, словно его пырнули ножом. Несколько раз повторил: «Нельзя! Нельзя!» – и заявил: пусть его отвезут к ответственному работнику КГБ, он все расскажет.
И вот он сидит перед Марковым. А на столе между ними четыре разноцветных тюбика.
– Почему вы так перепугались? – спросил Марков.
– Мне строго приказано: ни при каких обстоятельствах они не должны быть вскрыты.
– А что в них, по-вашему?
– Не знаю.
Марков вызвал помощника. Тюбики отправили в химическую лабораторию.
– Кому вы это привезли? – спросил Марков у Воробьева.
– Я должен встретиться с женщиной, ее зовут Линда Николаевна.
– Где? Когда?
– Завтра в час дня на сквере у памятника Пушкину.
– Вы писали ей открытку?
– Нет. Только получил от нее.
– Знакомы?
– Нет.
– Она сама должна к вам подойти?
– Да. У меня должен быть коричневый плащ.
– И что же, вы должны отдать тюбики ей?
– Нет. Она должна сказать: «Поедемте ко мне домой» – и привезти к человеку, которому это послано. Мне приказано отдать только ему, из рук в руки.
– И все?
– Говорили, что он может тоже что-нибудь мне передать.
– А вы его знаете?
– Нет.
– Как его фамилия?
– Никитин.
– Как фамилия вашего шефа?
– Самого главного? – спросил Воробьев.
– Да.
– Не знаю. Я там недавно. Между собой его зовут Манк – по-английски значит Монах.
– А тот, кому предназначены тюбики, знает вас?
– Не могу ничего сказать.
Марков поднял телефонную трубку, набрал номер.
– Подготовьте сообщение в МИД, что господин Блиндер до выяснения задержан нами за нарушение паспортного режима.
