Николай Николаевич от валидола отказался. Справившись с минутной слабостью, он спросил:
– В чем ее обвиняют?
– Ни в чем, не волнуйся, – поспешила успокоить Ольга Михайловна. – Им же надо побеседовать с Галиной. Как-никак лучшая подруга. Сделать тебе кофе?
– Да, пожалуй. Но ты уверена?
– Она скоро вернется. Этот следователь, что звонил, сказал: на час, не больше. Не будем терзать себя напрасно. Придет – расскажет. Не она же ударила Светлану.
– Но, может быть, нам надо поговорить с милицией? Раскрыть им облик нашей дочери…
– Посмотрим, чего они хотят. Если начнутся придирки, тебе придется вмешаться. А вообще нам надо немедленно уехать.
Николай Николаевич виновато развел руками.
– Но это так некстати… У меня много начато…
– Я говорю о нас с Галиной. Ты можешь не ехать.
– Ты имеешь в виду Алушту?
– Конечно.
Возвращение Галины после беседы с Орловым и Семеновым уже само по себе возымело успокаивающее действие на встревоженных до крайности родителей. А сообщение о том, что милиция вовсе не против ее отъезда в Крым, вернуло им душевное равновесие – если не в полной мере, то в значительной.
Вопрос с отъездом был решен немедля. Надо было кое-что сделать, кое-что купить, поэтому отъезд назначили на субботу, 3 июня. Николай Николаевич позвонил своему секретарю и попросил купить два билета на самолет. Ольга Михайловна велела Галине уложить валявшиеся на полу вещи в старый чемодан и поставить его в темную комнату-кладовку (окончательную их судьбу она собиралась определить и объявить после), а сама сходила к Васе – так они называли Василису Петровну, старую няню Галины и домработницу, – которая по случаю приезда к ней в гости собственного сына с семьей из Смоленска взяла себе отпуск. Добрая Вася согласилась дважды в неделю захаживать на квартиру для готовки и уборки, чтобы Николай Николаевич не одичал на холостяцком раздолье.
В субботу, 3 июня, Ольга Михайловна с дочерью улетели в Крым утренним симферопольским самолетом. Николай Николаевич, с плохо скрываемым удовольствием проводив их, эгоистически предвкушал, как продуктивно сумеет использовать свое благословенное домашнее одиночество. Но все его виды на покой рухнули в тот момент, когда он, приехав из аэропорта, клал в свой маленький несгораемый ящик, встроенный в секретере, незаметно переданный ему дочерью перстень. Галина ничего ему не смогла объяснить в присутствии повышенно бдительной матери, шепнула только: «Спрячь, пожалуйста». И он считал себя обязанным свято исполнить просьбу, не вдаваясь в причины, побуждавшие его дочь отдать ему на хранение драгоценную безделушку. Ему доверена тайна, и дело его чести блюсти ее. Он бы презирал себя, если бы мог рассуждать иначе.
Он не успел закрыть ящик, когда зазвонил телефон.
Очень вежливый голос сказал:
– Это Николай Николаевич?
– Да, слушаю.
– Извините, что беспокою. Меня зовут Павел Синицын. Я работаю в Комитете госбезопасности.
Николай Николаевич хотел сказать «очень приятно», но счел это вычурным, не подходящим к случаю. Он сказал:
– Чем могу быть полезен?
– Мне нужно с вами встретиться. Вы сейчас свободны?
– В данный момент да.
– Разрешите мне прийти?
– Конечно, прошу вас.
– Я буду через пятнадцать минут.
Положив трубку, Николай Николаевич подумал, что отменная вежливость этого молодого, судя по голосу, человека не мешает ему быть настойчивым. Потом он подумал, что этот звонок непременно имеет какое-то отношение к печальной истории Светланы.
Когда Николай Николаевич открыл дверь и увидел перед собой действительно молодого человека, глядевшего на него внимательными голубыми глазами и ждавшего приглашения войти, приготовленный им официальный тон как-то не получился. Он сказал просто, по-домашнему:
– Вы ведь Павел Синицын? Прошу, прошу.
Павел улыбнулся, вошел, сам прикрыл дверь и сказал:
– А вы открываете настежь и даже не спрашиваете кто?
– Но я ждал вас, – возразил Николай Николаевич. – Идемте сюда.
Павел следом за хозяином прошел в гостиную, спросил на ходу:
– Квартира у вас не заблокирована?
– Что? – не понял Николай Николаевич.
– Я говорю, к автоматической сигнализации не подсоединена?
– А-а… Нет, представьте себе. Всегда кто-нибудь дома.
– Ну и хорошо, – отметил Павел.
Николай Николаевич показал на кресла у низенького столика. Но, прежде чем сесть, Павел протянул ему свое служебное удостоверение.
– Хоть вы и не спрашиваете у меня документов, но все-таки поинтересуйтесь.
– Ну что ж, из чистого любопытства, так сказать… – Николай Николаевич подержал книжечку в руках и вернул Павлу. – Никогда не видел ваших удостоверений.
Следуя примеру хозяина, Павел сел и весело сказал:
– Знаете, Николай Николаевич, можно смело утверждать: если бы существовало всесоюзное общество беспечности, вы могли бы в нем занимать пост президента. Ну, на худой конец – вице.
Оценив шутку, Николай Николаевич рассмеялся, но он понимал, что сказано это не из одного желания пошутить. Он всегда с глубоким уважением относился ко всем без исключения людям, исполняющим свой профессиональный долг, о какой бы профессии ни шла речь, и никогда не позволял себе ни малейшего пренебрежения к вещам, в которых сам был дилетантом. Он вообще не делил людей по признаку образования или занятий, не видел никакого принципиального различия между, скажем, физиком-теоретиком и человеком, делающим табуретки. И тот и другой может быть настоящим работником или шарлатаном. Шарлатанов Николай Николаевич не считал нужным даже презирать, они для него были пустым местом, дыркой от бублика, он называл их сокращенно РВД, что значило «рыцари вечного двигателя».
Сейчас Николай Николаевич чувствовал, что разговаривает с человеком, относящимся к своему делу серьезно. Поэтому он счел всякие околичности неуместными.
– Итак, чем я могу быть вам полезен?
– Нам с вами надо многое обсудить. Разрешите покороче?
– Чем короче, тем лучше.
– Но сначала я все же сделаю общее заявление, – снова улыбнувшись, сказал Павел. – Необходимо, чтобы вы знали: мы действуем в наших общих интересах.
– Не сомневаюсь.
– В таком случае я буду предельно откровенен, но, если вам покажется, что я о чем-то умалчиваю, не осуждайте.
– Я все пойму, не беспокойтесь.
– Я знаю, ваша жена и дочь улетели сегодня в Крым. Но ведь у вас есть домработница?
– Вася? Она взяла отпуск. Оля условилась, Вася будет приходить дважды в неделю.
