Ближайший фонарь освещал улицу хорошо, если бабка страдает дальнозоркостью, что в ее годы обычное дело, вполне могла его опознать на похоронах.
Ему страшно не хотелось делать того, что он делал. Он шагнул вперед, с негромким стуком ударил в поворачивающуюся голову. Ударил еще раз, когда бабка уже упала. Потратил время, пытаясь прощупать пульс. Пульса не было.
Сунул окровавленный кастет в заготовленный целлофановый пакет, пакет пихнул в сумку. Уже знакомым путем обошел дом, не спеша зашагал по пустым улицам.
Правильно было бы подняться в бабкину квартиру, забрать какую-нибудь дешевую ювелирку, сымитировав ограбление, но это оказалось выше его сил. Да и номера квартиры он не знал.
Проехала полицейская машина. Он мужественно не ускорил шага, не отступил в тень.
Показалась набережная Яузы. Одинокая парочка целовалась на Горбатом мосту. Он миновал парочку, оглянулся, достал из сумки пакет, бросил кастет в грязную воду.
Позвонил в другую службу такси, подождал машину, благополучно доехал почти до дома.
Подошел к своему подъезду и поднялся в квартиру.
19 июля, воскресенье
Дашу разбудил телефонный звонок. По городскому телефону звонили редко, и класть трубку рядом с кроватью не приходило в голову ни ей, ни Денису. Даша полежала, надеясь, что звонки прекратятся, но телефон продолжал трезвонить. Пришлось подняться, плестись к аппарату.
– Да, – зло сказала Даша, уверенная, что звонок от какой-нибудь фирмы, предлагающей что-нибудь совершенно ненужное. По выходным такие звонки особенно донимали.
– Даш, привет, ты спишь, что ли? – спросил голос, который она узнала не сразу.
– Привет, Гоша, – вздохнула Даша. – Не спится?
– Тебе сейчас тоже не будет спаться, – пообещал сосед. – Митрофанову-то кокнули.
– Что? – не поняла Даша.
– Кокнули Митрофанову-то. Убили в смысле.
– Откуда ты знаешь? – Даша поудобнее перехватила трубку. – Ты не сочиняешь?
– Не сочиняю. Выйди из подъезда, там ментов полно. Ее ночью убили. А утром собачники обнаружили. К нам соседка из того дома приходила, это она Митрофанову нашла. Мертвую. И полицию вызвала. А мама ей капли какие-то давала.
«Тем домом» назывался дом напротив. Гулять с собаками в районе было, в общем-то, негде, и собачники водили своих четвероногих друзей вдоль домов, пуская их на газоны. У подъезда Митрофановой собак, как правило, брали на поводок, опасаясь не столько за кошек, сколько за своих питомцев. Кошки себя в обиду не давали.
– Вот ты не верила, а Митрофанова вчера на похоронах точно убийцу узнала. Знаешь, – додумался Гоша, – она его шантажировать стала, и он ее убил. Точно.
– Не придумывай, – пресекла домыслы Даша. – Так только в книжках бывает, а в жизни обычно спьяну убивают или из-за денег.
– Ну конечно! – не согласился сосед. – Не убивали, не убивали, а потом взяли и убили!
– Все когда-нибудь случается в первый раз, – вздохнула Даша. – А как ее убили, не знаешь?
– Знаю. По голове тюкнули.
– Кто же теперь кошек-то кормить будет?
– Мама тоже из-за этого переживает. Сказала, что сама будет кормить. И я буду, а куда деваться? Они же привыкли тут кормиться.
– Ладно, Гоша, спасибо за информацию, – поблагодарила Даша, положила трубку и отправилась варить кофе.
Звонить свекрови было рано, до девяти оставалось больше получаса, но Даша не вытерпела, позвонила.
– Наталья Вениаминовна, извините, что так рано… – залепетала она.
– Ну что ты, Дашенька! – перебила свекровь. – Мы давно встали.
– Помните, вы вчера рассказывали, как бабушка Митрофанова что-то такое на похоронах говорила… – Гоша выдумывает чушь, а она, взрослая женщина, тоже эту чушь допускает. Кошмар.
– Ну… Она сказала, что убийцу нужно наказать. Или что-то в этом роде. Противная старуха. А что?
– Ее убили ночью. – Даша подумала, что информация все-таки из сомнительного источника, и уточнила: – Мне Гоша сказал.
– Какой Гоша? – не поняла свекровь.
– Из четвертого подъезда. Мальчик.
– А, Гоша… Хороший мальчик. Его родители вчера на похоронах тоже были. Так что Гоша сказал?
– Что Митрофанову убили. Около дома. Собачница, которая труп нашла, к Гошиной маме утром приходила, и та ее каплями отпаивала.
– Господи, какой кошмар! – наконец-то поняла Наталья Вениаминовна ужас произошедшего и сделала неожиданный вывод: – Пока Денис не приедет, Петр Николаевич будет встречать тебя с работы.
– Что вы, Наталья Вениаминовна! – опешила Даша. – С какой стати?
– С такой, что мне так спокойнее.
– Это исключено, – твердо сказала Даша и запоздало вспомнила, что свекор болен. – Как он себя чувствует?
– Чтобы тебя с работы встретить, нормально он себя чувствует!
– Наталья Вениаминовна, перестаньте. Ну что за глупость!
– Пусть глупость, но я не хочу, чтобы ты болталась одна по вечерам. Ужас, на улицу страшно выйти. Заполонили Москву неизвестно кто… Или возьми за свой счет и поезжай к родителям на дачу. Я недавно с твоей мамой разговаривала, она говорит, там так хорошо. А мы тебе простой в работе оплатим.
– Перестаньте, Наталья Вениаминовна, – твердо пресекла Даша. – Я вам обещаю, что никуда по вечерам ходить не буду. Лучше еще расскажите, что там произошло, на похоронах.
– Подожди, – догадалась свекровь. – Ты думаешь, бабуля знала, кто киллер, и из-за этого ее убили? Глупости, Дашенька! Ничего такого на похоронах не было. Да она и не сказала ничего особенного, просто выглядело это все как-то неуместно. А может быть, просто мне так показалось, я старуху почему-то не любила. Хотя, если честно, ничего плохого она мне не сделала, – покаялась свекровь. – Как ее убили, кстати?
– Ударили по голове.
– Наркоман или сумасшедший, – резюмировала Наталья Вениаминовна. – Может, все-таки поедешь на дачу?
– Нет. Не поеду. А почему вы ее не любили?
Свекровь была по-настоящему доброй, независтливой и к людям относилась с большим участием. Это Даша знала точно.
– Сама не знаю, – задумалась Наталья Вениаминовна. – Какая-то она была… странная. Как будто не в себе немного. Знаешь, отец у нее был не то академик какой-то, не то замминистра, а она всю жизнь выглядела как побирушка. И всю жизнь казалась старой. Когда я маленькая была, она же была молодой женщиной, моложе моей мамы, а уже тогда казалась бабкой.
Кажется, Даша понимала, что пыталась объяснить свекровь.
– Одевалась всегда ужасно, не красилась никогда. Господи, наверное, грех так о покойнице…
