По меркам Петра, работает экскаватор довольно медленно, с излишней суетой и грохотом. То и дело вращаются барабаны, подавая или сматывая тросы. Большая шестерня на первом плече то оттягивает рейку назад или вверх, то толкает ее вперед или вниз. Полный сюр. Но это смотря с чем сравнивать. Если, к примеру, с сотней землекопов, то прогресс небывалый. Если с машинами из его мира…
А стоит ли сравнивать? Хм. Сравнивать, может, и не стоит, а вот… Ну что тут сложного-то? Нет, понятно, что сложно и мозги тут нужны не Петра. Но в остальном ведь все нужное уже существует. Поговорить сегодня за пивом с Кессенихом? Пожалуй, не помешает.
В кузов помещается четыре ковша щебня. Можно, конечно, и пятый сыпануть. Уж как-нибудь распределится и не просыплется. Но кому нужны такие риски? Это ведь перегруз в полторы тонны получится. Долбись потом сам с ремонтом. Да еще поди объясни начальству, с какой такой радости ты из себя неизвестного здесь Стаханова изображал. К тому же в зачет тебе идут не тонны, а ходки. Опять же ковш — это дело такое: разок больше зачерпнул, разок меньше, а то и все четыре с горкой. Словом, машина все одно минимум половину ходок бегает с перегрузом.
До возводимой насыпи добежал бодро. Всего-то минут сорок. И ведь верст на пятьдесят от карьера отошел. Молодцы немцы, мозг выносят на совесть, зато и вспомогательная автодорога вдоль железки качественная получается. Вот так вот, строят железную дорогу, а вдоль нее — одновременно и автомобильную. Только не запускай и содержи в порядке.
Каторжан из лагеря еще не подвезли. Их высаживают примерно в версте отсюда, и потом те распределяются по партиям. Кого на тачку, кого на лопату или переноску рельс. Особо одаренные, в смысле те, у кого руки растут откуда нужно, трудятся на более сложном оборудовании: уплотняют грунт вибраторами, устанавливают шпалы, бьют костыли и стягивают рельсы массивными болтами.
Угу. Руководство стройки всячески старается механизировать процесс возведения железнодорожного полотна, вот только получается это у них не очень. Недостаток ощущается не только в самой технике, но и в рабочих кадрах. К примеру, Петр наблюдал в гараже два исправных грузовика, для которых нет шоферов. Даже последняя партия ссыльных не помогла восполнить весь некомплект.
Что и говорить, в России сейчас самый настоящий производственный бум. Предприятия тяжелой промышленности и машиностроения растут как на дрожжах, и старая система подготовки кадров попросту не справляется. Вот и работают по старинке, все больше ручками.
До обеда за шесть часов Петр успел сделать три ходки. Норма. Тут вообще непонятно как нужно извернуться, чтобы ее перевыполнить. Котел требует периодического обслуживания примерно через каждую сотню километров. Шлак из топки удали, запас воды пополни. Хорошо хоть каждый раз пары разводить не надо.
Петр даже порой жалел, что напросился шофером. Скучно ему, видишь ли, целыми днями в цеху торчать. Ничего, поторчал бы. Возись теперь с этим неуклюжим грузовиком, води вокруг него хороводы. А еще напрягает отсутствие гидроусилителя. Только неделя, как руки и спина перестали болеть от постоянного напряжения.
Хотя… Везде хорошо, где нас нет. Он бы с куда большим удовольствием вовсе открестился от работы на стройке, благо в средствах недостатка не испытывал. Но нет. Нельзя. Все ссыльные обязаны работать, и непременно на строительстве железной дороги. Точка.
Разумеется, все вопросы решаемы. Где есть бюрократия, там есть и коррупция. Но Петр поначалу подумал было, что запреет без дела, вот и сунул голову в петлю. А потом оказалось, что дороги назад нет. Только через Отто Рудольфовича. А этот взяток не брал. Во всяком случае, деньги и иные материальные благости его не трогали.
Петр попытался было сделать проброс, но столкнулся со стеной непонимания. Инженер предложил сделать вид, что этого разговора не было, и продолжить общение в прежнем ключе. Нет, конечно, подобные личности попадались не только среди немцев. Бывали и русские, такие, что и из пушки не прошибешь. Вот только данный факт ничуть не трогал патриотические чувства Петра. Ему-то от этого ни холодно ни жарко…
Петр медленно сдавал задним ходом, внимательно следя в зеркало за знаками мастера. Наконец тот поднял руку вверх в стопорящем жесте, и Пастухов нажал на педаль тормоза, останавливая грузовик. Мастер опустил руку, словно говоря «вываливай».
Порядок. Петр выскочил из кабины, прихватив с собой брезентовые рукавицы. Прежде чем накренить вбок борт и опорожнить кузов, нужно было открыть запоры. Ни о какой автоматике тут и речи не шло. Впрочем, и в его мире не так часто встретишь самосвал, где автоматика работает исправно и можно обойтись без личного вмешательства водителя. Разве только машина новая.
— Опа! Кого я вижу! Ну здравствуй, купец. Не ожидал?
Петр обычно не больно-то присматривался к каторжанам. Ну возятся там вокруг насыпи — и пусть возятся. Они для него были самым обычным пейзажем. Нет, конечно, за спину к себе никого не пускал. Не то место, не та публика. Но и не приглядывался особо. А чего глазеть? Друзей-товарищей среди каторжан у него нет.
Н-да. А вот теперь придется, видать, озираться повнимательнее. Знакомец по «Крестам», тот самый щуплый усач с усмешкой душегуба, смотрел на него злым и вместе с тем радостным взглядом. И те два бугая с лопатами рядом. А вот и шестерка. Надо же, вся четверка оказалась в одном месте.
Иван хотя и выходит работать, за инструмент никогда не возьмется. Ему проще сдохнуть, чем уронить свой авторитет перед окружающими, а главное, перед своей же кодлой. Случись ему поработать, и те первыми от него отвернутся. А тогда уж и конец не за горами. Причем весьма и весьма безрадостный, потому как конкуренты будут стараться вдумчиво и с фантазией.
Поэтому, не имея своей, Иван забрал лопату у шестерки. Так-то не в падлу, он же не работать собирается. В его руках этот инструмент превратился в орудие убийства. Угу. Намерения этого урода совершенно ясно читались в его глазах. Да и быки не отстают, ни взглядами, ни вообще, дружно так надвигаются. Только шестерка забегал глазками, но не испуганно, а с явственным злорадством. Конвойные вроде и неподалеку, но встали в кружок и о чем-то увлеченно беседуют.
— Придурок, у тебя что, две жизни? — Боднув его взглядом, Петр отщелкнул крышку кобуры и положил руку на рукоять маузера. — Еще шаг, и ляжете здесь в рядочек.
— А ты не пугай, купчина. Пуганые, — все же останавливаясь, с некоей показной ленцой процедил Иван.
— А я и не пугаю. Предупреждаю. Ты разницу между мной и собой улови. Ты каторжанин, я ссыльный. Да еще и на строительстве Транссиба. Мне дано право не только носить оружие, но и защищать себя. Если хочешь знать, то вы живы лишь потому, что мне жалко расставаться с деньгами, которые придется приплатить следователю. Все же дороговато обойдется. А так бы грохнул вас, и вся недолга. И молитесь своим воровским богам, чтобы я не передумал. Что ни говори, а деньжата у меня есть.
— Какой ты у нас грозный.
— Не у вас. Но да, грозный. Это могли бы подтвердить два десятка мразей, которых я отправил на тот свет. Так что если не хотите присоединиться к ним, осадите.
