– Я женщина простая, – промокнула глаза батистовым платочком Прасковья Михайловна, – в крючкотворствах этих не разбираюсь. За что ж мне горе-то такое! – вскричала она. – За что, Господь, караешь?
– С этими вопросами, госпожа Скудельникова, обратитесь к своему духовному отцу, – возразил стряпчий, – а мне хотелось бы знать, намерен ли Терентий Львович оплатить положенную сумму, или же придётся графу обращаться в суд с ходатайством об аресте всего движимого и недвижимого имущества. Напоминаю вновь о судебных издержках.
Браво, Андрюша, – прошелестел по Тихой Связи дядюшка. – Насчёт судебных издержек это ты хорошо загнул. Это для старухи весомый довод.
– Да вы ж знаете, – жалко скривилась Прасковья Михайловна, – что Терентия Львовича разбил удар, и пребывает он в бессознательном состоянии. Доктор говорит, что следует уповать на Господа…
И плечи её затряслись, слёзы покатились по серым щекам.
На мгновение мне даже стало её жалко, но тут же я подумал, что случись, к примеру, господину Уточкину проиграть секунд-майору всё своё состояние – и Прасковья Михайловна была бы столь же тверда, как я сейчас. Таковы люди – взывают к милосердию, будучи сами неумолимы, просят пощады, сами не будучи расположены никого щадить, источают свои слёзы, до того вызывая чужие.
– Закон говорит, что в случае смерти или недееспособности должника обязательства по распоряжению его имуществом и выплате причитающихся долгов переходят к его наследникам, – сухо произнёс господин Мураведов. – То есть именно вы, Прасковья Михайловна, должны выдать мне упомянутую ранее сумму. Под расписку, в присутствии нотариуса и свидетелей.
– Да где ж мне такие деньжищи взять? – снова ударилась она в слёзы. – Мы с Терентием Львовичем люди бедные, на чёрный день ничего, почитай, и не отложено.
– Это меня не волнует, что и на какой день у вас отложено, – заявил я. – Мой патрон требует, чтобы упомянутая сумма была уплачена не позднее первого дня мая сего года. После чего он обратится в суд о взыскании. Что же касаемо вашей бедности, то когда Терентий Львович в карты с господином Уточкиным играл, было же ему что ставить. Два имения, Белый Ключ и Сосновка, городской дом, пять лошадей, пятьдесят три души крепостных людей… и это помимо домашней обстановки. Фамильные драгоценности опять же…
– Карточные долги не считаются! – собравшись с духом, выпалила Прасковья Михайловна.
– Не считаются, – кивнул господин Мураведов. – Только разве в сих бумагах сказано хоть слово о карточной игре? Согласно документам, господин Уточкин дал в долг господину Скудельникову многократно упоминаемую между нами сумму денег. Зачем они, деньги эти, господину Скудельникову понадобились, бумага не сообщает. Равно и о том, из каких таких соображений господин Уточкин решил дать ему в долг. Точно так же согласно бумагам, господин Уточкин, взяв в долг деньги графа Розмыслова, расплатился с ним обязательством вашего супруга. Вновь ни слова про карты. Уж не знаю, что между господином Уточкиным и графом Аркадием было, с чего один другому оказался должен… тут можно строить догадки, но никакой суд во внимание оные не примет, ибо не подтверждены они бумагами.
– Но все ж видели в трактире, как они в карты играли! Все ж видели! – бросилась в атаку Прасковья Михайловна. – Найдутся свидетели!
Дави! – прошелестел в мозгу бесцветный голос дядюшки. – Дави и пугай, как условлено.
– Не согласны? Обращайтесь в губернский суд. Только учтите, что должник либо лицо, на которое переходит долг, при отказе от уплаты или при невозможности оной могут быть заключены под стражу, а имущество их оценено следствием и взято в казну… из казны же будут сделаны выплаты заимодавцам… Объясняя же по-простому, замечу: не заплатите долг – Терентий Львович в острог сядет… если к тому моменту будет ещё пребывать на сем свете. Если же преставится – садиться в острог придётся вам, Прасковья Михайловна. А что вы там насчёт свидетелей в трактире толковали – так это чушь. Никто в вашу пользу свидетельствовать не станет, ибо никакой им в том нет корысти. И более того, свидетели, поставившие свои подписи на сей бумаге, – прихлопнул я ладонью вексель Терентия Львовича, – подтвердив ваши слова, оказались бы законопреступниками. Пойдут ли они на такую жертву ради вас?
Вот-вот, – подтвердил дядюшка. – Тут ей крыть нечем.
Ей и впрямь ничего другого не оставалось, как вновь залиться слезами. Если она надеялась растрогать этим господина Мураведова, то напрасно. Он терпеливо ждал, когда барыня успокоится.
– Что же мне делать? – прошептала она. – Где ж такие огромные деньги достать?
Всё, спеклась! – хихикнул в моём мозгу дядюшка. – Теперь малость участия подбавь.
– Срочно продавайте недвижимость и движимое имущество, – посоветовал Мураведов. – По моим прикидкам, если разумно к делу подойти, то хватит и на уплату вашего долга, и останется на скромную жизнь… не забывайте, что Терентий Львович получает пенсион, а по его смерти, ежели таковая случится, некоторый пенсион будет назначен и вам как вдове. В общем, хватит и на небольшой домик, и на то, чтобы зубы на полку не положить. Займитесь продажей имений… я в этом даже помогу, пришлю одного знакомого здешнего стряпчего, который на быстрых продажах собаку съел. Лошадей он тоже поможет продать. И объявление дайте о продаже дворовых людей… ни к чему они вам в нынешних-то обстоятельствах.
– А нельзя ли, – робко предложила Прасковья Михайловна, – чтобы в уплату долга граф Аркадий Севельевич у нас эти имения сам же и приобрёл? Такоже и дом.
– Нельзя! – отрезал стряпчий. – Поместий у графа и без того довольно, а ему деньги нужны. Причём срочно. Не знаю уж, какова там надобность, такими вопросами докучать графу я не смею. Потому действуйте, Прасковья Михайловна, действуйте! Шевелитесь! Через две недели я снова навещу вас и к тому времени надеюсь уже получить указанную сумму. Завтра же посетит вас стряпчий Кузьма Запискин, поможет продать имения. А покамест вынужден откланяться. Дела…
– Как, господин Мураведов?! – всплеснула руками Прасковья Михайловна. – Даже чаю не попьёте?
– Некогда мне, матушка, чаи гонять, – поднялся я. – Дела меня ждут!
И немедленно удалился.
* * *
Дел действительно было много. Во-первых, отоспаться. К Скудельниковым явился я с утра, а до того надо же ещё было в личине господина Мураведова приехать в Тверь, остановиться в гостинице. В собственном тарантасе, на собственных лошадях, с собственным кучером. Стряпчий графа Розмыслова не мог появиться неоткуда, из воздуха. Безусловно, Прасковья Михайловна начнёт собирать сведения, сплетни. О графе Розмыслове ей, конечно, вряд ли удастся что узнать, ибо в природе такового не существует, но вот стряпчий должен оставить какие-то следы. Так что пришлось нанимать номер в гостинице, накладывать личины и на лошадей (я обошёлся своими Угольком и Планетой), и на возок (его я вернул наконец на собственный двор, наняв мужиков, и обошлось мне это всего в двугривенный). А вот с кучером всё получилось забавнее. На эту роль вызвался не кто иной, как сам дядюшка.
