Милов вынул из кармана трубку.
– Вот, смотрите, ни одного вызова.
Я показала пальцем на пустой экран:
– Нет сети.
– Хм, и правда, – пробормотал Валерий Борисович.
– Вы, наверное, в самолете отключали мобильный и забыли включить, – предположила я.
– Ах я растяпа! – воскликнул Милов.
– Долго лететь из Пекина? – поинтересовался Володя.
– Чуть больше восьми часов, – ответил Милов. – Но мне еще добираться до него целый день, с семи утра до позднего вечера, пришлось. Я был в отдаленной провинции и сначала ехал на машине, потом летел на вертолете, пересел на местный самолет до Пекина. И уж затем был международный рейс в Москву, прибыл домой, как уже говорил, утром.
Лишь сейчас подключенный к сети сотовый Милова стал издавать характерное позвякивание – пошел поток эсэмэсок. Лицо Валерия Борисовича изменилось.
– Черт побери, Галкина действительно вчера умерла, – пробормотал он. – Рая и суицид? Это невозможно!
– Только что я сказал вам: «Больную довели до самоубийства», – напомнил Костин.
Милов ткнул пальцем в экран.
– Я вас не так понял, подумал, что была попытка, но все в порядке, Рая жива. Но, к сожалению… Галкина человек эмоциональный, на работе решает все проблемы, там ее из седла не выбить. А дома все иначе. Сколько раз я наблюдал неприятные сцены. Ну, например, зашла она на кухню, а там в мойке чашки грязные. На мой взгляд, это ерунда, Раиса же мигом начинает возмущаться, зовет Валентину, отчитывает ее, невестка пытается оправдаться… Из-за сущего пустяка получается вселенский скандал с рыданиями, криками: «Сын и невестка мать терпеть не могут, пойду отравлюсь, не хочу так жить!» Пару раз Раиса хватала со стола нож, чиркала им по запястью, текла кровь. Женщина – самозаводящаяся система. Понятное дело, вены она никогда не перерезала, просто кожу травмировала и мелкие сосуды. Услышав ваши слова, Владимир, я подумал, что произошел очередной скандал, Рая жива, ее успокоили, сделали укол…
– Да нет, все плохо, – пробормотал Володя, – на сей раз Галкина умерла.
Милов отложил телефон.
– Ни Паша, ни Валя не отвечают. Очень печальная новость. Мне, конечно, доложат в подробностях о произошедшем, но вы, наверное, уже полностью в курсе дела. Расскажите, пожалуйста, что знаете. Чем больше информации получу, тем лучше.
Я, не упоминая имен Нины и Ксении, сообщила все, что знала о самоубийстве Галкиной, и завершила рассказ словами:
– Пусть Павел и Валентина простят, что я вскрыла письмо покойной и прочитала его. У меня нет сомнений: Раиса добровольно приняла снотворное коракор. Она не хотела стать обузой сыну.
Милов потер ладонями лицо.
– Лидия, сестра Раи, долго болела. Пока было возможно, я забирал ее в наш санаторно-оздоровительный комплекс. Даже когда она села в коляску, мы могли с ней работать. Вылечить Лидию не представлялось возможным, но облегчить ее состояние получалось. Потом она слегла окончательно, а у нас нет отделения для лежачих больных. Нужны определенные лекарства, специально обученный персонал, особые кровати, матрасы. Я сразу предложил определить Лиду в хоспис. Но Рая отказалась, наняла сиделку. В общей сложности Лидия прожила то ли семь, то ли восемь лет, последние три года были особенно тяжелыми. Обычно люди в подобном состоянии и двенадцати месяцев не продержатся, но за Лидией Петровной идеально ухаживали. Раиса всегда была недовольна Валентиной, а на самом деле невестка у нее золотая, уколы, кстати, лучше многих медсестер научилась делать. Ничего не понимаю… Не было у Галкиной онкологии. Не было, и все. Обычная липома, жировик, чепуха. Удалили и забыли!
Телефон Милова снова запищал.
– Это еще что? – изумленно пробормотал владелец медцентра.
– Получили сообщение о гибели Елены Зай-чевской? – предположил Вовка. – Вам написали, что в бывшем роддоме обрушилось ограждение лестницы и погибла женщина?
– Несчастный случай, рухнула балюстрада… – держа телефон перед глазами, произнес Валерий Борисович. – Слушайте, что вообще происходит? Я так понимаю, вы и про этот случай знаете, да?
– Пусть Лампа расскажет, – решил Костин, – она все видела.
Мне пришлось озвучить историю.
– Записка, прикрепленная к платку? – переспросил Милов, когда я замолчала. – Что за бред? Да, я хочу отреставрировать здание роддома, оно уникально. Там замечательная роспись потолков, резные деревянные панели…
– Почему же дом так долго стоял без ремонта? – удивилась я.
– Глупая история, – поморщился врач. – Понимаете, когда я приобрел руины больницы и прилегающую к ним территорию, этот дом уже был куплен человеком, который планировал переделать его под свой особняк.
– Странное желание жить, любуясь на развалины медицинского учреждения, – удивился Костин.
Милов махнул рукой.
– Меня его мотивация не волновала. Я построил забор и затеял стройку. А тот мужик больше не появлялся, так и стояло здание до ноября прошлого года. Затем мне позвонил риелтор и предложил приобрести недвижимость. Хозяин бывшего роддома решил наконец его продать, так и не начав никакие работы, я показался ему потенциальным покупателем. Небось полиция приезжала на несчастный случай?
– Да, – подтвердила я.
– Поняев Станислав Игоревич? – усмехнулся Валерий Борисович.
Я прищурилась.
– Знаете его?
Милов спрятал телефон.
– Несколько лет назад прежний начальник местной полиции ушел на пенсию, вместо него в кресло сел Николай Фоменко. Вскоре после назначения новый шеф приехал сюда и без обиняков заявил: «Вы лечите бесплатно всю мою семью – жену, тещу, зятя, дочь, ну и меня. Мы посещаем массажный кабинет, бассейн, СПА, когда захотим. А я за это прикрою вас от любой неприятности». Предложи он это в начале девяностых, мы бы договорились, но сейчас мне крыша не нужна. О чем я ему и сказал. С тех пор, если мы обращаемся к местным представителям закона, сюда приезжает Поняев. Он долдон, идиот, лентяй и редкостный зануда. Весной в СПА-корпус залез вор и унес кремы, которыми пользуются косметологи. Скорей всего это был подросток, уж больно глупо действовал – отжал раму, на пульт пошел вызов, но пока патруль ехал, воришка успел удрать, прихватив несколько банок крема. Поняев затеял расследование, допрашивал моих сотрудников, а потом сделал вывод: стекло разбил ветер. То есть дунул слишком сильно, рама открылась, начала хлопать. Я его спросил: «Вы ломик около осколков видели? Его тоже сирокко принес?» – «Вполне вероятно», – кивнул следователь. «А банки с кремами куда делись?» – недоумевал я. И услышал от Поняева: «Их кто-то из ваших сотрудников спер. Нутром чую, их рук дело». С нутром Станислава Игоревича я решил не спорить, махнул на все рукой. В конце концов, ущерб был пустяковый.
Раздалось тихое звяканье. На сей раз сообщение прилетело к Костину.
