На работу ее принимал Роман. И сразу же был очарован молодостью, красотой и непосредственностью этой не по годам развитой девушки. Она и вырядилась тогда так, чтобы в рабочем месте ей трудно было отказать: надела брюки в обтяжку и с глубоким вырезом майку, под которую уже не надела ничего. Роман, разговаривая с ней, то и дело переводил загоревшиеся глаза с точеных, длинных ножек на оттопыривающуюся материю желтой маечки, под которой просвечивали налитые упругие груди с соблазнительными темными ободками вокруг рвущихся наружу сосков.
Светлана была принята, быстро подружилась со всеми и с первого дня сумела поставить себя так, что ни братья Гусейновы, ни Назим не повышали на нее голоса, обходились почти ласково и не позволяли себе в известном смысле лишнего. Светка стала общей любимицей, но предусмотрительно не злоупотребляла этим. На качество ее работы они пожаловаться не могли.
Роман обхаживал ее больше недели: старался быть галантным, иногда подвозил домой и не пытался затащить в постель. Такое с ним случилось впервые. А через десять дней он понял, что самым натуральным образом влюбился. После работы Светлана была приглашена в ресторан на поздний ужин, а затем они взасос целовались в машине у ее подъезда. В тот раз она не пригласила его к себе (сам Роман жил пока с семьей брата), но позволила откровенно себя потискать и оставила бедного парня в совершенно ошалевшем состоянии. После ее ухода он еще долго сидел в автомобиле, приходя в себя.
Прошло еще несколько томительных для Романа дней, прежде чем они сблизились окончательно. Алекум на четыре дня повез семью в Питер, отдохнуть и посмотреть достопримечательности, так как за все пять лет ни разу этот славный город не посетил. Роман тут же воспользовался ситуацией.
Светлана от приглашения не отказалась, и они устроили небольшой ужин при свечах. По такому случаю она надела легкое короткое платьице. И всякий раз, выставляя на журнальный столик очередную тарелку с закуской, намеренно выпячивала перед изнывавшим от нетерпения ухажером свой круглый, аппетитный задок. Это сработало. Роман больше не мог сдерживаться, повалил ее на диван и взял, не снимая платья, варварски разорвав новенькие ажурные трусики. Светлана для порядка слабо посопротивлялась, хотя и сама уже давно хотела этого стройного смуглого парня. Но тактика есть тактика. Они занимались любовью всю ночь, а утром Роман позвонил Назиму и сказал, что сегодня тот может не выходить на работу — они закрыты. Весь день и следующую ночь они со Светланой провели в постели, прерываясь только чтобы перекусить или принять душ. Но даже в тот забирались вместе и продолжали изматывать себя. Закончилось все тем, что и на другой день «Шашлычная» не открылась. С этого дня Светлане заработалось еще легче, ее всегда могли пораньше отпустить домой. Впрочем, домой она сильно и не рвалась, предпочитая проводить вечера в обществе Романа. А еще через неделю в Москву приехала Римма, и Светка поселила подругу у себя…
Алекум выслушал ее просьбу с деловым вниманием. К подбору кадров он относился серьезно, справедливо полагая, что от рабочего коллектива на девяносто процентов зависит успех любого дела. Роман, познакомившийся с Риммой раньше, еще как только она поселилась у Светланы, одобрительно закивал:
— Хорошая девушка. И Света ее хорошо знает…
— С детского сада, — вставила та.
— Да я что, против?! — Алекум вскинул на них густые черные брови. — Брать, конечно, лучше своих. Но посмотреть-то мне на нее все равно надо.
— Без проблем! Я сейчас. — И Светка пулей метнулась в помещение кафе, где у стойки, дожидаясь ответа, болтала с Назимом Римма. — Идем! — Откинула крышку стойки, приглашая ее за собой, и шепнула: — Ты не бойся, Алек тебя не покусает. Он вообще-то классный, а строгость, сама понимаешь, она для порядка нужна.
Римма молча согласно кивнула.
— Ни пуха! — услышала она напутственное пожелание Назима.
Светка пропустила ее вперед, затворила за ними дверь.
Алек, невысокий, с начинающим обозначаться животиком, вызвал у Риммы смешанные чувства — любопытства и недоверия. Черные пронзительные глаза смотрели из-под нависающих бровей цепко и в то же время беззлобно — изучали ее. Тонкий рот был плотно сжат, но в уголках его играла едва уловимая усмешка. Крупный нос казался совершенно неуместным на вытянутом, ничего не выражающем лице, но стоило посмотреть в глаза, в которых таилась то ли насмешка, то ли глубокая мысль, и он как-то сразу переставал обращать на себя внимание.
— В одном классе учились? — Алекум кивнул в сторону стоявшей у двери Светланы.
— Да, в одном. — Римма вдруг обнаружила, что не знает, куда деть руки. Вот так, в упор, как товар, ее рассматривали впервые.
— Не поступила, значит?
— По конкурсу не прошла.
— А такой вот работы не боишься? — Алек по-хозяйски обвел рукой заставленное тарой помещение с разделочным столом и холодильником. — Справишься?
— Она же справляется, — глазами указала Римма на подругу.
— Ладно, послезавтра можешь выходить. Света тебе все покажет и объяснит. Сколько будешь получать, ты уже знаешь. Устраивает?
Римма почувствовала огромное облегчение: своеобразное собеседование закончено и нет больше неопределенности, во всяком случае, на ближайшее время.
3
Родители восприняли сообщение, что она остается в Москве и уже нашла работу, с полным непониманием. Римма звонила по телефону (Светлана посоветовала домой не ездить, обойтись без риска быть насильно оставленной или уговоренной изменить свое решение) и не могла видеть, как всплакнула мама, а отец посинел от негодования. Она поставила их перед свершившимся фактом, и они ничего не могли поделать. Светка, как всегда, оказалась права.
Геннадий Аркадьевич, правда, пригрозил приехать в Москву и на правах родителя увезти неразумное дитя домой. Но Римма заявила, что закатит грандиозную истерику и ни в какое Конаково не вернется. В ближайшее время. Такого от нее не ожидали, и оба родителя, поворчав и поохав, вынуждены были смириться.
Рабочие будни полетели стремительно, хотя и однообразно. Они со Светланой разработали собственный график: вечерами, когда был наплыв посетителей, работали вместе, а первую половину дня менялись по неделям. Выходило, что неделю одна работает полный день, а другая только после обеда. Алекум не возражал, главное, чтобы в кафе не возникало проблем…
Как-то во второй половине августа Светлана ворвалась в кафе с возбужденно горящими глазами, раскрасневшаяся и запыхавшаяся.
— В городе такое начинает твориться… такое! — выпалила она, наливая себе стакан минералки и переводя дыхание. — Народ, так сказать, пришел в движение. — Она в несколько глотков осушила стакан до дна.
Римма пожала плечами: народ на то и народ, чтобы периодически митинговать, проводить демонстрации по поводу и без повода, пошуметь, пожаловаться на жизнь.
На следующий день, с утра (в кафе заступила Светлана), она поехала на Пушкинскую площадь — позвонить с почтамта родителям и полакомиться мороженым. Покончив с первым делом, она отказалась от мысли зайти в открывшийся недавно «Макдоналде» — выстаивать очередь не было никакого желания — и по подземному переходу перешла к кинотеатру, решив ограничиться обычным пломбиром в компании великого русского поэта. У знаменитого памятника собралась небольшая толпа, в основном пенсионеры. Один, с аккуратно зачесанными назад длинными седыми волосами и в вылинявшей рубашке, взобрался на ступеньки и громко, горячо говорил. Остальные его слушали, иногда вставляя свои реплики и согласно гудя. Римма присела на скамеечку напротив, откусила мороженого, невольно прислушалась. Если это то народное «движение», о котором сообщила Светка, интересно узнать, чем оно вызвано.
