— И как это следствие вас упустило?
— Наверное, Варя не стала им говорить, что мы подменялись. Это после недавнего ограбления строжайше запрещено. Вот она и промолчала.
— Какого ограбления?. — удивился Гордеев. «Вечер чудес, кажется, начался. Интересно, чем-то он закончится».
— Ну как же. Вскоре после того как Оля и Вадим приехали из Франции, тут кто-то в нашем секторе прошелся по комнатам.
— Что значит «прошелся»?
— Я имею в виду, ограбили на нашем этаже несколько комнат. Никого не поймали, да и воровали-то все больше так, по мелочи — вещи, обувь, у кого-то старый магнитофон унесли. Но все равно неприятно. И главное — до начальства дошло. Тут такой разгон нам всем был, некоторых дежурных уволили, строгие правила ввели… Если бы вы свое удостоверение не показали, я бы уже милицию вызвала. Нам так приказали, если кто подозрительный придет, нажать вот на эту кнопку тревожки. — Светлана Михайловна отодвинулась и продемонстрировала Гордееву кнопку, устроенную с внутренней стороны стола, так что на нее можно было бы надавить коленом.
— А я что, похож на подозрительного? — улыбнулся Гордеев. Он решил отвлечь внимание дежурной по этажу от кнопки вызова по тревоге. «Еще нажмет случайно, разбирайся потом с нарядом омоновцев…»
— Да нет, но на всякий случай кнопка не помешает…
— Это вы верно заметили, — ответил Гордеев. Он посмотрел на часы. — Как с вами быстро летит время! Я даже не заметил. — Он тяжело вздохнул: дескать, дела есть дела. — Мне, к сожалению, пора. Значит, договорились: когда придет Файзуллина, вы мне позвоните — и я приеду. Или, по крайней мере, поговорю с ней по телефону. Если она не будет против.
— Не будет. Я ей все объясню. Она поймет, она девочка умная. Я вам позвоню, обязательно.
— Звоните в любое время. Хоть ночью, если вас не побеспокоит или Айвару…
— Не побеспокоит. Чего парню в тюрьме-то зря томиться? У меня самой отец пятнадцать лет в сталинских лагерях безвинно просидел, да так и сгинул там… Обязательно позвоню. Вы не тревожьтесь.
— Тогда всего хорошего. Рад был с вами познакомиться. До свидания.
— До свидания, — ответила Светлана Михайловна, посмотрела вслед спускающемуся по лестнице Гордееву и опять принялась за свое вязание.
Гордеев не спеша спустился почти до третьего этажа, когда его мобильник завибрировал, подавая сигнал. Юрий Петрович вынул из кармана трубку и нажал кнопку:
— Гордеев. Слушаю.
— Это прокуратура? — В трубке послышался неуверенный мальчишеский голос.
— Не совсем… — осторожно ответил Гордеев. — Вы по какому вопросу?
— Я по поводу Оли Каштановой.
«Сработало!» — подумал Гордеев, а вслух невозмутимо ответил:
— Понимаю. У вас есть информация для нас?
— Да… Я видел…
— Одну минуту, вы откуда звоните?
— Из МГУ.
— На Воробьевых горах?
— Да.
— Давайте примерно через пять минут у центрального входа встретимся. Вас устроит?
— Да. Но лучше встретиться в самом здании, у центральных лифтов.
— Мне это тоже подойдет.
— Я вас жду.
«Вечер чудес продолжается, что он нам еще готовит?» Гордееву было хорошо известно чувство этого отчаянного везения. И когда это чувство появлялось, он готов был своротить горы в уверенности, что изменчивая фортуна его не подведет.
Адвокат убрал мобильник во внутренний карман и стремительно помчался вниз, чуть не сбив по пути какого-то зазевавшегося студента. Через внутренний двор Гордеев вошел в центральную часть — здание со шпилем, — затем в большой зал и сразу увидел кабинки лифтов, которые в обычное время увозят пассажиров на верхние этажи высотки, под самый шпиль. В углах зала виднелись плохо освещенные лестницы. В это время студентов уже почти не было, и поэтому Гордеев без труда заметил одиноко стоящего парня со спортивной сумкой. Он подошел к нему:
— Добрый вечер.
— Быстро, однако, не успел позвонить… Меня зовут Петр Терехов. А вы, собственно, кто? — осторожно поинтересовался парень.
— Адвокат. Меня зовут Юрий Гордеев. — Он протянул свое удостоверение. — Адвокат Вадима Лучинина. Вы его знаете?
— Его на нашем этаже все знают. Известная личность… Он от Каштановой ни на шаг не отходит. Я слышал, его посадили в тюрьму. А за что?
— Ну, во-первых, не в тюрьму, а в следственный изолятор. А во-вторых, в принципе ни за что, как это часто у нас бывает. Вы же знаете, как это делается.
— Наслышан и начитан. Детективы я люблю… — Парень согласно кивнул. — И что, в жизни точно так же?
— Хуже. Гораздо.
— Ну надо же… Я думал, хуже не бывает.
— Так что вы хотели сообщить?
— Понимаете, я уезжал на несколько дней домой, поэтому и не знал, что с Ольгой несчастье случилось. Возвращаюсь сегодня, в проходной объявление: Ольга избита… Я и позвонил, сразу, даже подниматься не стал в комнату.
— Вы что-нибудь знаете об обстоятельствах нападения на Каштанову?
— Возможно… Я в это самое время стоял у лифта.
— И что-то видели? — спросил Гордеев, чувствуя, как спина покрывается холодным потом. Неужели еще одна удача?
— Да. Я видел, как из комнаты Ольги выходили двое мужчин.
— В котором часу это было?
— В начале пятого. У меня поезд в пять отходил, я опаздывал, потому и время точно запомнил.
— Что это были за мужчины? Вы их знаете? Видели раньше?
— Нет. Увидел первый раз. Судя по внешности, это были кавказцы.
— Как они выглядели?
— Обыкновенно. Кожаные куртки, джинсы. Обычные хачики. Невысокие такие, крепко сбитые. Короткие стрижки, челка на лоб. Только кепок-аэродромов не хватало. Правда, один из них был посветлее… Тут лифт подошел, я сел с ними вместе и спустился вниз, они пошли в центральную часть.
— Они о чем-то говорили между собой?
— Да, на своем языке. Я ничего, естественно, не понял. Кроме хачапури и цинандали, я по-ихнему и не знаю ничего.
— Грузины?
— Кажется… Но я могу и ошибиться.
— И все-таки особенное что-то в глаза не бросилось, вспомните.
— Нет, я особенно не присматривался. Да обыкновенные они… Как все кавказцы.
— Может, приметы какие, шрам там или родинка?
— Да, у одного брови широкие и почти сросшиеся на переносице. И одна бровь странная такая. Вроде как выбрита посредине полоской наискосок… А второй кудрявый.
— Больше ничего не запомнили?
— Нет, в лифте достаточно темно было. Да и чего мне на мужиков пялиться.
