— До Конанта остался день пути. Видите?
Она не видела, куда он указал. Все в этих краях для нее выглядело одинаково.
— Конант! — В его грубом голосе послышались извиняющиеся мотки. — Последняя остановка. Оттуда мы повернем обратно.
— А мы с Магфридом отправимся в Глориану.
Бонд сплюнул:
— Чертова Линия.
Он оглянулся на Магфрида, который не умел ездить верхом и сидел в задней части фургона, прикрыв глаза и сонно склонив голову на грудь.
— С ним тоже будет жаль расставаться. Он честно отработал свое.
Магфрида люди Бонда поначалу не приняли — одни дразнили его, другие считали, что он навлечет несчастья. Но после того, как здоровяк отличился в защите каравана от нападения холмовиков, его зауважали; самые суеверные жали ему руку на удачу, а он считал это забавной игрой.
Нападение произошло на второй день пути из Монро, когда караван спустился в глубокую лощину, не только заросшую ежевикой и загроможденную валунами, что неприятно само по себе, но еще и заваленную мотками старой и ржавой колючей проволоки, разбросанной повсюду, словно пучки нелепых растений.
— Проволока, — сказал Бонд. — Осталась от Линии. Лет тридцать назад, когда здесь шли бои, линейные обносили этой штукой свои лагеря. А теперь все это валяется тут и ржавеет.
— Тридцать лет назад. Значит, во время войны Линии с Республикой Красной Долины?
«История Запада для детей» так и пестрела подробными описаниями битв Республики с Линией — по словам генерала Энвера, Республика одержала череду таких легких и славных побед,что Лив засомневалась в правдоподобности его рассказа. Детали этой истории никак не складывались для нее воедино.
Бонд покачал головой:
— То было к югу и к западу от этих мест. Республика никогда не пробиралась так далеко, как мы. А здесь просто случилась дурацкая стычка местного значения. Конант поддержал Стволов, а Линия пришла и объяснила им, какие у этого бывают последствия. Тогда они только-только построили Глориану.
— И кто победил?
— А вы как думаете? Линия всегда побеждает.
Чтобы караван смог беспрепятственно проехать дальше, пришлось вооружиться веревками да шестами и расчищать дорогу от проволочных мотков, которые всякий раз медленно, но упорно откатывались на прежнее место, словно в них продолжала жить частица непреклонной воли Локомотивов. Работа на жаре изнуряла. Стрелки золотых часов Лив едва ползли.
Холмовики напали на закате, когда люди еще работали.
С полдюжины высоких угловатых фигур возникли на вершине холма и ринулись вниз беспорядочной ордой; их длинные ноги пружинили и сгибались под невообразимыми углами. Жители холмов не разговаривали и не перекликались, а трещали и стрекотали. Их черные бороды и гривы развевались на бегу. Они метали камни и пугали лошадей. Один из людей Бонда с криком повалился назад и упал на колючую проволоку.
— Стройся, стройся! Просыпайтесь, разрази вас гром! — закричал Бонд, вытащил пистолет и выстрелил.
Лив сжалась в комок под фургоном и наблюдала. Холмовики окружили караван в мгновение ока. Казалось, они совершенно не боятся пистолета Бонда. Большинство его людей, вооруженных лопатами, кольями и кирками, яростно схватились с нападающими, чьи худощавые, белые, как кости, тела походили на пружины; они отскакивали, кружились и уворачивались от ударов. Тень от фургона скрывала сражающихся, а поднятая пыль застила Лив обзор. Она видела, как длинные белые руки вырывали кирки из рук людей; как тонкие бледные пальцы сомкнулись на пистолете Бонда, вырвали его и отбросили прочь. Тела атакующих покрывали странные кроваво-красные узоры — спирали и вихри: то ли рисунки, то ли татуировки. Холмовики сбивали путников с ног, толкали и швыряли в грязь. Один из них присел перед убежищем Лив, подогнув паучьи ноги, и, как зачарованный, уставился на нее глубокими немигающими красными глазами.
Она замерла. Ниже красных глаз торчал под странным углом длинный нос, словно не сломанный, а вылепленный с неким особым умыслом. Широкий рот распахнулся, будто в попытке что-то произнести. Казалось, его сообщение было настолько важным, что каждое слово приходилось подбирать как можно тщательней, чтобы не совершить непоправимой ошибки.
С диким ревом за плечами дикаря возник Магфрид. Он схватил врага за гриву, оттащил прочь, замахнулся лопатой, как битой, и размозжил ему голову.
Не переставая рычать, Магфрид бросился в толпу атакующих. Те отпрянули. Ухватив одного за локоть, он сломал ему кость, а другому раздробил коленную чашечку.
Жители холмов разбежались так же быстро и беззвучно, как и появились, а Магфрид продолжал ходить кругами, беззвучно разевая рот и крепко сжимая окровавленную лопату.
Лив подошла к нему и отобрала инструмент, нашептывая успокаивающие слова. За исключением бедняги, упавшего в колючую проволоку, никто из людей серьезно не пострадал.
Один из нападавших лежал замертво в кустах ежевики. Тот самый, кого огрел по голове Магфрид и который, казалось, чуть не заговорил с Лив. Она опустилась на колени, чтобы рассмотреть его, и отметила, что мозг у него такой же, как у любого человека.
— Это ненадолго, — сказал Бонд. Его рубашка порвалась, а широкое лицо покраснело от гнева и напряжения.
— Что?
— Они возвращаются. Оживают.
— Я слышала об этом. Хотелось бы это увидеть.
— Я здесь торчать не намерен.
Тело убитого казалось почти невесомым. Длинные конечности напоминали связку прутьев. Это показалось Лив чрезвычайно трогательным, и слезы навернулись ей на глаза.
— Они никого не ранили. У них даже не было оружия.
— Иногда бывает и так. А иногда они орудуют копьями и убивают всех, кто окажет сопротивление, а остальных пытают по несколько дней. Иногда устраивают подлые трюки с ветром и камнями. Но с другой стороны, я знаю человека, готового поклясться душой своей матери, что, когда стая холмовиков нашла его покалеченным на тропе, они принесли воду, вправили ногу и доставили его домой.
— Зачем?
— Они не такие, как мы, доктор. Они делают вещи, не подвластные здравому смыслу. Иногда насылают наводнения, ураганы и пыльные бури. Можете считать меня суеверным, но это так. Они появились здесь первыми и, по-моему, просто ждут, когда мы уберемся отсюда ко всем чертям, а пока что просто развлекаются.
— Мне показалось, он вот-вот заговорит со мной.
— Они не разговаривают. Да и взгляните на него — даже если бы он заговорил, как бы вы его поняли? — Он наконец заметил жалость на ее лице, и его голос смягчился: — Случаются вещи и похуже. Да и что я вообще могу знать? Я просто делец.
— Понимаю, мистер Бонд. — Она отвернулась и трясущимися руками достала из сумки успокоительное.
Он крикнул, уже вдогонку:
