Бальбоа на мгновение задумался.
– Лично я верю в то, что в Граале заключены безграничные возможности и великая сила, но полагаю, специалисты Аненербе ставили перед собой иную задачу. Они вряд ли всерьез надеялись раскопать что-то вроде древней суперпушки. Нет, скорее речь шла о том, чтобы отыскать символ, достойный их притязаний на мировое господство, и торжественно предъявить его покоряемым народам. И эти поиски, кстати, были санкционированы лично фюрером.
– Падре, мы сгораем от нетерпения. Чем закончилась ваша поездка в Мадрид? Вам удалось разузнать о результатах работы немецкой экспедиции? Нацисты что-нибудь нашли в Толедо?
Оглянувшись вокруг, будто убеждаясь в отсутствии вражеских ушей, Бальбоа наклонился поближе к собеседникам:
– Ученые Аненербе с помощью приборов зафиксировали несколько подземных аномалий. Была составлена карта, после чего археологи приступили к работе. Однако времени на полномасштабные раскопки у нацистов уже не было. Не забывайте, шел 1940 год, и Германия к этому времени успела по уши увязнуть в войне.
– Значит, место захоронения клада тогда обнаружить не удалось? – уточнила Вероника.
– Насколько я понимаю – нет. Но это еще не конец истории. После отъезда немцев поисками священных артефактов какое-то время занимался Главный комиссариат археологических раскопок, специально созданный испанской Фалангой по образу и подобию Аненербе. Представьте, мне вчера посчастливилось заглянуть в уцелевшую часть его архивов.
– И? – в один голос воскликнули Вероника с Глебом.
– Должен вас расстроить, добраться до сокровищ фалангистам тоже не удалось. Тем не менее в Мадрид я вчера съездил не зря.
Лицо священника буквально светилось от предвкушаемого удовольствия.
– Вы позволите загадать вам загадку?
– Глеб их обожает, – пожав плечами, сказала Вероника.
Бальбоа приосанился и, ловко имитируя вкрадчивую интонацию Карлоса Соберы, ведущего испанской версии телепередачи «Кто хочет стать миллионером?», спросил:
– Кто, по-вашему, послужил проводником по пещерам Толедо во время памятной экскурсии с участием рейхсфюрера и высшего руководства Аненербе в 1940 году?
Глеб посмотрел на Веронику:
– Есть соображения?
– Никаких.
– Ладно, падре, мы сдаемся.
Бальбоа сокрушенно забормотал себе под нос:
– А помощь зала? А звонок другу? Вот так, без борьбы? Хм, я ожидал от игроков вашего уровня куда большего…
– Так кто же был тем таинственным проводником, падре? – прервала шутливые причитания священника Вероника.
– Де ла Фуэнте!
Новость повергла Веронику и Глеба в полное изумление.
– Что? Хосе де ла Фуэнте? – воскликнул Глеб. – Но как такое возможно? Ему на вид чуть больше шестидесяти.
– Да нет же, дорогие мои. Речь, разумеется, идет о его отце, Игнасио де ла Фуэнте. Старик, кстати, до сих пор живет и здравствует.
– Сколько ж ему лет?
– В сороковом было двадцать, значит, сейчас за девяносто.
– Очень любопытно. Выходит, де ла Фуэнте-старший и без Дуарте мог знать о спрятанном в пещерах кладе. А еще он мог…
В этом месте Глеб на мгновение осекся.
– А еще он вполне мог рассказать об этом своему сыну, – закончила за него мысль Вероника. – Ты же именно это хотел сказать?
– Да, но старика я бы отмел сразу. Он физически не способен никого убить.
– Во-первых, Игнасио де ла Фуэнте для своих лет весьма бодр и крепок, – возразил Бальбоа. – Во-вторых, чтобы нажать на спусковой крючок, особой силы и не требуется. И в-третьих, как вы совершенно правильно сказали, у него есть сын, который по невероятному стечению обстоятельств также является членом совета фонда.
– Вы сейчас говорите о возможном убийце Дуарте. Но тогда кто же убил моего мужа? И как связаны эти два убийства между собой?
Бальбоа сделал глоток кофе и дал свою версию событий:
– Если предположить, что обнаруженный в квартире Гонсалеса пергамент и есть та карта, которую нашел Дуарте, то вот вам и ответ.
– Да, но на карту это совсем непохоже.
Священник вздохнул.
– Согласен, тут не стыкуется. Значит, будем искать дальше.
Прощаясь, Бальбоа пригласил их на мессу:
– Завтра праздник Вирхен-дель-Саграрио. Она считается одной из самых почитаемых Богородиц во всей Испании. Придете на службу?
– Да, разумеется, – ответила за двоих Вероника. – Я видела статую в соборе, но без праздничного облачения. А теперь очень хочется посмотреть на ее роскошные наряды, хотя бы из женского любопытства. – Перейдя на русский, Вероника тихонько добавила с улыбкой: – Я слышала, местную статую одевают так пышно и ярко, что она становится похожей на гигантскую Барби.
Спохватившись, что слово «Барби» одинаково понятно любому уху, независимо от языка, Вероника обернулась в сторону священника. Тот в сердцах пригрозил ей пальцем. Желая загладить возникшую неловкость, Глеб перевел общий разговор в историческое русло:
– А ты знаешь, что египетские жрецы не только облачали статуи богов в церемониальные одежды, но и, представь, делали им макияж? А в Греции на Акрополе даже существовала специальная должность, что-то вроде костюмера богини Афины. И уж коли ты заговорила о роскоши, то хочу напомнить, что испанские королевы регулярно одаривали статуи Пресвятой Девы мантиями и прочей одеждой со своего монаршего плечика. И толедская Богородица тут не исключение. Я не ошибся, падре?
Ответом на эту тираду стала благосклонная улыбка Бальбоа. Инцидент, кажется, был исчерпан.
* * *
– И что ты думаешь о де ла Фуэнте? – спросила Вероника, пока они с Глебом задумчиво брели из кафе домой.
– О котором из двух?
– Я сейчас говорю об обоих. Что, если один из них причастен к убийству Дуарте?
– Брось, – возразил Глеб. – Вся вина де ла Фуэнте-младшего, похоже, состоит только в том, что его папаша был франкистом.
– Но он знал о кладе.
– Во-первых, как сказал Бальбоа, фалангисты тогда ничего толком не нашли. А во-вторых, как выясняется, тут полгорода уверены, что в одной из пещер спрятано великое сокровище. Не станешь же ты подозревать их всех.
* * *
Вечером, обсуждая завтрашний праздник с отцом Кирогой, которого на днях по семейным обстоятельствам перевели в Толедо из Сарагосы, Бальбоа, вспомнив о недавнем разговоре с русскими, затеял шутливый спор, какую из Богородиц облачают пышнее: Пресвятую Деву Дель-Саграрио в Толедо или сарагосскую Пресвятую Деву Пилар?
Кирога шутку, однако, не оценил. Он заметно помрачнел, а затем и вовсе перестал поддерживать разговор.