Считается, что собор построен на том самом месте, где святой Ильдефонс Толедский принял ризу из рук святой Девы Марии. Эту монументальную сцену писали все великие: и Эль Греко, и Мурильо, и Веласкес. Самому же Бальбоа больше всего нравилась версия Мурильо – там Ильдефонс выглядел не столько бесплотным святым, сколько живым человеком, что только усиливало общее впечатление от шедевра.
Священнику было известно, что имя Ильдефонс на языке готов означало «готовый к битве». Временами Бальбоа и самого себя видел этаким новым Ильдефонсом, всегда готовым к очередным сражениям за Веру.
Решив помолиться за главного городского святого, священник замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Ему в спину тут же уткнулся зазевавшийся прохожий. Бальбоа снова попытался сосредоточиться, но несостоявшаяся молитва опять была прервана, на этот раз телефонным звонком. Звонил Марио Ортис.
– Вы должны срочно приехать. Я кое-что нашел.
* * *
– Я тут все думаю, кому и зачем понадобилось выдавать себя за Гонсалеса? – спросил Маноло, наливая себе и Рохасу по чашке кофе.
– Узнай мы это, уже сегодня раскрыли бы дело.
– Как думаешь, это мог быть кто-то из тех людей, что постоянно торчали в черной «тойоте» под окнами у старика и вдобавок перерезали в доме телефонные провода?
– Почти наверняка.
– А кстати, в чем смысл этой истории с проводами? Ведь у всех же теперь есть сотовые.
– Э, не скажи. Дуарте и его супруга – люди весьма старомодные и не пользовались мобильными.
– Серьезно? Получается, их полностью лишили связи с внешним миром? Но почему Дуарте не заявил об этом в полицию?
– На то могли быть свои причины. А потом, не забывай, кто-то хотел загнать в угол одного лишь Дуарте. Его жена злоумышленников, похоже, вовсе не интересовала – ей давали спокойно уходить и возвращаться.
– Возможно, Дуарте и сам не хотел ее вмешивать, чтобы не подвергать опасности.
– Вмешивать во что?
– Например, в какие-то свои делишки.
– Ты и правда веришь, что Дуарте связался с какой-то шайкой?
– А как еще объяснить то, что случилось? Брать-то в их доме нечего.
– Ну это еще ни о чем не говорит. Старик мог знать что-то важное.
– Пако, ты веришь в эти россказни про готский клад?
– А у тебя есть другая версия?
В ответ Маноло сделал неопределенный жест и углубился в спортивную рубрику свежей газеты.
* * *
Широко распахнув дверь, Ортис предложил гостям войти. Старик выглядел намного бодрее, чем в последний раз, и весь светился. Они подсели к столу, посредине которого лежала древнего вида гравюра, в целях сохранности покрытая тонким листом прозрачного пластика.
Хозяин взял со стола увеличительное стекло в изящной роговой оправе и тщательно протер его мягкой тряпицей. Слегка поколебавшись в выборе, Ортис протянул лупу Стольцеву, видимо, сочтя его главным в троице.
– Скажите, тот рисунок при вас?
– Да, вот он.
Положив листок на стол, Ортис ткнул в него пальцем.
– Вот, полюбуйтесь! Здесь то, что нарисовали вы. А вот здесь герб, принадлежавший рыцарю из знатного французского рода, жившему в четырнадцатом веке. А теперь сравните.
Глеб, не испытывавший проблем со зрением, передал лупу Бальбоа. Ему и так было прекрасно видно, что символика герба поразительно напоминает древнеегипетский иероглиф, о котором рассказывал Диего Медина.
– Невероятно! – воскликнул Бальбоа. – А вам известно, как его звали?
– Разумеется, – просияв, ответил Ортис.
– Ну и как же?
Старик ткнул пальцем в украшенную вензелями надпись Charles de Beziers и, явно наслаждаясь моментом, произнес с нарочитым французским акцентом:
– Шевалье Шарль де Безье.
Застыв от изумления, Глеб обвел взглядом Веронику и Бальбоа.
– Де Безье? А вам не кажется, что это очень похоже на последние слова Дуарте?
– Согласна. Но как, по-твоему, современный египтолог может быть связан со средневековым рыцарем? – спросила Вероника.
– Де Безье, де Безье, – задумчиво повторил священник, будто силясь что-то вспомнить, и звучно стукнул себя ладонью по лбу. – Ну где я мог встречать это имя?
Глеб снова обратился к Ортису:
– А вы можете пояснить, что означает каждый из изображенных на гербе символов?
– С удовольствием. Я даже приготовил небольшую презентацию, – с гордостью сообщил Ортис и включил компьютер, на экране которого появилось увеличенное изображение герба.
Было совершенно очевидно, что по сравнению с иероглифом, обозначающим Сириус, изображение выглядело стилизованным в духе средневековой геральдики. На левой половине герба располагался направленный вверх заостренный треугольник, а на правой – полумесяц, развернутый выпуклой стороной вверх, а под ним звезда.
Ортис надвинул очки поглубже на нос и показал пальцем на экран.
– С точки зрения геральдики символика на этом гербе весьма необычна. Например, полумесяц, или «круассан», традиционно изображается рожками вверх. Иногда он может быть развернут вправо или влево. Однако у этого де Безье он смотрит рожками вниз.
– Почему?
– Убей меня бог, не знаю.
– А что, собственно, означает этот, как вы говорите, «круассан»?
– Полумесяц, как, впрочем, и звезда, использовался для обозначения младших генеалогических линий рода, дабы отличать сына от отца и братьев друг от друга.
– Ладно, со звездой и полумесяцем ясно. А треугольник?
– Острие, или «пуант», как правило, говорит об инженерном или строительном мастерстве владельца.
– Хм, интересно, что именно имеется в виду.
– Этого мы не знаем. Скажу лишь, что в отличие от современных гербов в Средние века геральдические символы обычно не являлись прихотью дизайнера, а рассказывали языком знаков о достоинствах хозяина или служили отражением совершенных им деяний.
– Ну и о каких же деяниях могут говорить эти ваши «пуанты»?
– Например, мы можем предположить, что де Безье или кто-то из его рода воздвиг неприступную крепость или, наоборот, отличился во время взятия таковой.
На лице хозяина проступили признаки усталости. Он присел на свой излюбленный диван и тяжело откинулся на спинку.
– Надеюсь, я хоть чем-нибудь вам помог?
– Не то слово, сеньор Ортис, – с чувством выразил общую благодарность Бальбоа. – Ваша помощь была поистине бесценной.
– Ах, да, чуть не забыл, – сообщил Ортис на прощание. – У этого вашего де Безье было еще и прозвище.
