– Именно.
– И что же это за город?
– Толедо.
Вопреки всему, что говорил ему старший комиссар Асеведо, Рохас после встречи с Чавес втихаря все-таки пробил вице-мэра по базе данных и теперь сидел, удивленно уставившись в экран. Ну и ну! На имя Чавес зарегистрировано оружие? Как интересно! Вы только посмотрите на эту лицензию! Вообще-то по испанским законам любой может купить оружие для занятий стрельбой. Для этого нужно только записаться в Федерацию стрелкового спорта, пройти обучение и выбить четыреста очков из шестисот. Однако пользоваться купленным оружием спортсмены могут исключительно в тире. Носить же пистолет с собой в целях самообороны могут только сотрудники силовых структур, политики и высокопоставленные чиновники, да и то лишь в случае реальной угрозы жизни. Именно такая лицензия два года назад была выдана Чавес. Но зачем вице-мэру Толедо ходить вооруженной?
Инспектор перешел к следующему абзацу. На имя Сусанны Чавес был зарегистрирован «Смит энд Вессон» модели 642. Это что еще за зверь такой?
Рохас полез в справочник и, машинально поглаживая кобуру с новеньким пятнадцатизарядным Heckler & Koch, с минуту снисходительно рассматривал картинку, на которой был изображен короткоствольный револьвер, рассчитанный на каких-то пять выстрелов. Хм, тридцать восьмой калибр, то бишь девять миллиметров. Разве не такими пулями был убит Дуарте?
* * *
Дом Дуарте в Талавере стоял на улице, по обеим сторонам обсаженной высоченными кипарисами. Электрического звонка на двери не оказалось – пришлось воспользоваться специальной колотушкой, вложенной в пасть существа, напоминающего сфинкса.
Мария Дуарте, похожая на постаревшую танцовщицу фламенко – пучок на затылке, цветастая шаль, прямая как палка спина – пригласила их в комнату и предложила устроиться на диване. Хозяйка держалась настороженно, все время буравила гостей подозрительным взглядом.
Первой начала говорить Вероника:
– Я пришла к вам в надежде узнать что-нибудь, что прольет свет на смерть моего мужа. Я хочу понять, кто и за что его убил.
Госпожа Дуарте поддернула шаль на морщинистой шее, как будто в доме было холодно.
– И я задаюсь похожим вопросом.
– Скажите, наши мужья были близко знакомы?
– Не думаю. Всех близких друзей и коллег Хавьера я знала в лицо.
– А можно поинтересоваться, чем в последнее время занимался сеньор Дуарте?
– В последнее время, как, впрочем, и десять предыдущих лет, Хавьер занимался изучением истории ордена тамплиеров.
– Тамплиеров?
Вероника бросила на Глеба многозначительный взгляд.
– Ну да. Он прямо-таки помешался на этой теме. Все уши мне прожужжал о том, что сделал какое-то открытие, которое должно потрясти основы египтологии.
– Египтологии? – удивленно переспросил Глеб.
– Мой муж был египтологом, разве вы не знали? С возрастом климат Африки стал ему вреден, и мы осели здесь, в его родовом гнезде, в Талавере.
– Ах, вот как. Но какое открытие может совершить египтолог, живущий в трех тысячах километров от Египта?
– Знаете, я не особенно интересовалась научными идеями мужа.
– Но отчего же? – спросила Вероника.
– Эх, если от его науки была бы хоть какая-то практическая, а еще лучше материальная польза семье, тогда другое дело. Могу лишь сказать, что после нашего отъезда из Александрии Хавьер со всей присущей ему страстью переключился на тему влияния древнеегипетской мудрости на европейскую культуру.
– А вы не могли бы рассказать об этом поподробнее.
– С радостью бы, но я действительно мало что знаю.
В разговор снова вступил Глеб:
– Как вы думаете, а ваш муж мог поделиться этим открытием, о котором вы говорили, с Рамоном Гонсалесом?
Мария Дуарте на минуту задумалась.
– Пожалуй, да. В последнее время у Хавьера были на то весьма веские основания.
– Вы это о чем?
– Дело в том, что мой муж был болен.
– Что-нибудь серьезное?
– Да, он знал, что ему осталось совсем немного – считаные месяцы, если не недели, и очень сокрушался, что унесет этот свой секрет в могилу. Так что все может быть. Я могу помочь вам чем-нибудь еще?
Вероника испытующе посмотрела на вдову.
– Говорят, ваш муж был еще жив, когда вы…
– Да, верно.
– И он пытался что-то сказать?
– Чистая правда.
– А что именно?
– Я не уверена, что поняла. Мне показалось, будто Хавьер произнес что-то похожее на: «Дебесе».
– Но что это могло бы означать?
– Не знаю, – сказала Мария и пожала худыми плечами. – По мне, это какая-то бессмыслица, вам так не кажется?
Вероника с трудом смогла скрыть свое разочарование:
– А мы, по правде говоря, думали, что ваш муж назвал какое-то имя.
– Не стоит верить городским сплетням, – с усмешкой сказала Мария Дуарте. – Во всяком случае, человека с таким именем я не знаю ни в Талавере, ни в Толедо.
– А что говорит по этому поводу инспектор Рохас?
– Он обещал разобраться и все проверить, но, кажется, не особо поверил моим словам.
– Почему?
– Медики считают, что смерть Хавьера наступила примерно в восемь вечера. А я вернулась домой около девяти.
– Но вы ведь действительно слышали голос вашего мужа?
– Я теперь уже ни в чем не уверена.
– Скажите, сеньор Дуарте оставил после себя какие-то записки?
– Вы имеете в виду его последнюю книгу?
– Так ваш муж писал книгу? Мы можем взглянуть на рукопись? – встрепенулся Глеб.
– Разумеется. Пожалуйте за мной.
Они прошли в кабинет. Хозяйка села в кресло и принялась копаться в бумагах.
Однако сколько госпожа Дуарте ни шарила своими костлявыми пальцами в ящиках стола, она так ничего и не нашла. Рукопись ее покойного мужа бесследно исчезла.
Глава 22 Бандероль
Догадываясь, что Дуарте в силу возраста мог предпочитать бумажные письма электронным, Рохас послал Маноло Паредеса на почту, с тем чтобы тот проверил список корреспондентов, с которыми переписывался погибший.
Вернувшись с почтамта, сияющий Маноло влетел в кабинет, аж подпрыгивая от возбуждения.
– Пако, ты не поверишь! Вечером накануне своей смерти Дуарте вызывал на дом сотрудника курьерской службы.
– И что с того?
– Старик отправил бандероль.
– Бандероль?
