В ста пятидесяти милях от «Копарелли» на борту «Наблуса» Хасан с Махмудом пропустили радиообмен: склонившись над чертежом «Копарелли», они продумывали план захвата. Хасан велел радисту «Наблуса» прослушивать две частоты: ту, на которой передавал маяк со «Стромберга», и ту, что использовал Тюрин для передачи тайных сигналов Ростову на «Карлу». Однако эти сообщения передавались на стандартной частоте «Копарелли», поэтому на «Наблусе» их не услышали. Фидаев ждет сюрприз: они готовятся захватить практически покинутое судно.
В двухстах милях от «Копарелли» радиообмен перехватили на мостике «Стромберга». Когда на «Копарелли» приняли сообщение от Папагопулоса, весь комсостав закричал «ура!» и захлопал в ладоши.
Нат Дикштейн не принимал участия в общем ликовании. Прислонившись к переборке с кружкой черного кофе, он невидящим взглядом уставился на море сквозь пелену дождя. Его тело было напряжено, лицо напоминало застывшую маску, глаза превратились в узкие щели. Кто-то, удивленный его молчанием, констатировал, что первая серьезная преграда позади. В ответ Дикштейн буркнул что-то неразборчивое, но обильно сдобренное отборным матом. Говорящий отвернулся и позже, в столовой, заметил вполголоса, что Дикштейна лучше обходить стороной.
И наконец, в трехстах милях от «Копарелли» радиообмен услышали Ростов с Сузой на борту «Карлы».
Суза пребывала в трансе с тех самых пор, как взошла на борт польского судна. Ростов проводил ее в каюту с отдельным туалетом и выразил надежду, что ей будет удобно. Словно в тумане, она покорно проследовала за ним и села на кровать. Час спустя в той же позе девушку застал матрос, принесший еду: он молча поставил поднос на столик и удалился. Суза не стала есть. Когда стемнело, ее начал трясти озноб. Она легла в постель и уставилась в потолок широко раскрытыми глазами. Наконец ей удалось задремать – сперва урывками, с вязкими, бессмысленными кошмарами, мало-помалу она успокоилась и погрузилась в сон. Разбудил ее рассвет.
С минуту Суза лежала тихо, недоуменно озираясь и ощущая легкую качку, потом вспомнила, где находится. Это напоминало пробуждение от кошмарного сна, когда вместо облегчения с ужасом понимаешь – то был вовсе не сон…
Ее охватило жгучее чувство вины. Стало совершенно ясно: она обманывала себя. На самом деле ей страшно хотелось его увидеть, желание предупредить об опасности любой ценой было лишь предлогом, и катастрофические последствия не заставили себя ждать. Да, Нату угрожала опасность, однако теперь положение усугубилось, и во всем виновата она.
И вот она здесь, на чужом судне посреди моря, окруженная врагами Ната… Суза крепко зажмурилась и сунула голову под подушку, борясь с нахлынувшей истерикой.
Постепенно истерика сменилась злостью.
Суза вспомнила отца, который использовал ее для реализации своих политических амбиций. Она вспомнила Хасана, который манипулировал отцом и клал ей руку на колено – зря она не съездила ему по физиономии! Наконец, она вспомнила Ростова с его жестким, умным лицом и холодной улыбкой – он собирался протаранить судно Ната и убить его! – и пришла в бешенство.
Натаниэль – ее мужчина. Смешной, сильный, до странного ранимый, он писал любовные письма и угонял суда, и она никого никогда не любила так… Нет, она его никому не отдаст.
Да, она – пленница во вражеском лагере, но ведь об этом никто не знает. Они думают, что она на их стороне, и доверяют ей. Может, даже удастся сунуть им палку в колеса – нужно только не упустить шанс. Она скроет свой страх и попытается втереться в доверие, она притворится, будто разделяет их убеждения и опасения.
От этой мысли Сузу снова бросило в дрожь, но она сказала себе: иначе я его потеряю – а тогда и жить незачем.
Суза встала с постели, сняла вчерашнюю одежду, приняла душ и переоделась в чистое. Присев за маленький столик, поела немного сосисок с сыром, оставшихся со вчерашнего дня, затем расчесала волосы и, чтобы придать себе побольше уверенности, нанесла легкий макияж.
Дверь каюты была не заперта.
Выйдя наружу, Суза уловила запах еды, доносящийся с камбуза, и направилась прямо туда.
Ростов сидел за столом в одиночестве, медленно доедая яичницу. Его лицо приняло холодное выражение, глаза превратились в ледышки. Суза взяла себя в руки и решительно шагнула к нему. Подойдя к столику, она оперлась о спинку стула, чтобы не упасть.
– Присаживайтесь, – пригласил Ростов.
Она плюхнулась на стул.
– Как спалось?
Суза дышала быстро, словно за ней гнались.
– Отлично. – Голос предательски дрогнул. Проницательный взгляд русского, казалось, проникал прямо в мозг.
– Похоже, вы чем-то расстроены. – В его бесстрастном голосе не чувствовалось ни симпатии, ни враждебности.
– Я… – Слова душили, застревая в горле. – Вчера… все произошло так быстро… – Это была сущая правда, и ей стало немного легче. – Я никогда раньше не сталкивалась со смертью.
– А… – Наконец-то на его лице мелькнул отблеск эмоции: возможно, Ростов вспомнил свой первый раз. Взяв кофейник, он налил ей чашку. – Вы очень молоды. Примерно одних лет с моим старшим.
Суза благодарно потягивала горячий кофе, надеясь на продолжение разговора – это помогало ей успокоиться.
– А сколько ему?
– Юре двадцать.
– Чем он занимается?
Улыбка Ростова слегка потеплела.
– Увы, большей частью мается дурью и слушает западную музыку – вместо того, чтобы как следует учиться. Хорошо хоть брат не в него.
Дыхание Сузы восстановилось, руки больше не тряслись. Она понимала, что наличие семьи не делает этого человека менее опасным, но теперь он хотя бы не внушал такого ужаса.
– Ваш младший?
Ростов кивнул.
– Володя. – Пугающее выражение окончательно исчезло с его лица: он с нежностью смотрел куда-то вдаль. – Очень талантливый мальчик. Будет выдающимся математиком, если получит хорошее образование.
– Ну, какие проблемы, – отмахнулась Суза. – Советское образование – лучшее в мире.
Это, казалось бы, безобидное замечание имело для Ростова какое-то особенное значение: мечтательное выражение лица вдруг исчезло, уступив место прежней ледяной маске.
– Да, проблем не будет.
Суза лихорадочно соображала: он потихоньку оттаивает, нельзя упускать момент. О чем бы с ним поговорить? Что у них может быть общего? И тут ее осенило.
– Жаль, я совсем не помню вас в Оксфорде.
– Ну, вы тогда были совсем крошкой. – Ростов налил себе кофе. – Зато все помнят вашу красавицу мать. Вы похожи на нее как две капли воды.
Так, уже лучше.
– А что вы изучали?
– Экономику.
– Наверное, в то время она не считалась точной наукой.
