Будет война.
* * *
— Можно я послушаю твое сердце, дорогая?
Пейтон изо всех сил старалась говорить ласково. Ее необщительная трехлетняя пациентка сидела на столе для осмотра, крепко-накрепко скрестив руки. Она оттопырила нижнюю губу и задрала вверх свой курносый носик. Каждый раз, когда Пейтон пыталась дотронуться до ее худенькой груди стетоскопом, девочка со злостью отталкивала ее руку.
— Хотите, я заставлю ее слушаться? — спросила мама девочки. — Со своими мальчишками я поступала именно так.
Пейтон покачала головой и приложила стетоскоп к колену девочки.
— М-да, но в этом месте я ничего не слышу.
Девочка улыбнулась в ответ.
— Это не сердце, — сказала она.
Пейтон приложила стетоскоп к ее макушке.
— И здесь я тоже ничего не слышу. Ты уверена, что у тебя сердечко стучит?
— Да, — ответила малышка, хихикая. — Это вот здесь.
Пейтон улыбнулась. В ее работе есть много приятных моментов, но самое большое счастье — суметь добиться понимания и хорошего отношения ребенка. Сегодня это было особенно приятно, ведь она с трудом заставляла себя сконцентрироваться на работе.
Первую ошибку она сделала, когда доверилась Гэри. Смешно, конечно, но все это время, которое она проработала в детской больнице, Пейтон думала, что им удалось оставить старые интимные отношения в прошлом и стать друзьями.
Гэри занимал в ее жизни особое место. Он был ее первым мужчиной, как и она — его первой женщиной, и это усложняло и без того непростую ситуацию.
Она все откладывала разговор с Гэри, но в конце концов решилась поговорить. Она нашла его в больничном кафетерии. Обычно он обедал здесь, когда работал во вторую смену. Это многолюдное и шумное место идеально подходило для спокойного разговора на подобную тему.
— Ты хотел поговорить? — спросила она, сразу переходя к делу.
— Точно, — ответил он. Сложив газету, он освободил для нее место. Стол был достаточно маленьким, уместиться за ним могли только двое.
Она села и поставила на стол поднос. Обычно ее обед состоял из малинового йогурта и свежего банана. Чувство легкого голода помогало ей не уснуть во время долгих дежурств. Хотя сейчас она меньше всего боялась заснуть.
— Как дела? — спросил он.
— Нормально. А у тебя?
— Приблизительно так же.
Она уставилась на свой йогурт, не решаясь посмотреть на него.
— Я прочитала твою записку.
— Записку?
— На ручке моего шкафа.
— Я не приближался к твоему шкафу.
— Ты хочешь сказать, что это не ты привязал розу вместе с запиской к ручке моего шкафа? В записке было написано: «Давай поговорим».
— Зачем мне посылать тебе цветы?
Ей показалось, что он стесняется. Она отставила баночку с йогуртом в сторону.
— Гэри, я очень рада, что мы снова смогли стать друзьями.
— Я с тобой согласен.
— Я действительно очень уважаю тебя за это. Наверное, тебе было труднее, чем мне, забыть прошлое.
— Почему? Ты думаешь, что я все еще страдаю от неразделенной любви к тебе, с тех пор как мы окончили школу?
— Нет, просто я сейчас замужем. Я вышла замуж за парня, которого встретила, когда уехала учиться в колледж, а ты остался здесь, в Бостоне.
— А ты не забыла, что я был именно тем парнем, который девять лет назад уговорил тебя дать ему еще один шанс, когда ты позвонила мне в растрепанных чувствах после вашей первой ссоры там, в Таллахасси? Мне не хочется, чтобы ты считала меня бездушным, но, уверяю, я все это давно забыл.
— Рада, что тебе удалось. На прошлой неделе я уже начала бояться, что, может быть, ты надеешься на что-то, чего не может произойти. Это было моей ошибкой. Я рассказала тебе о том, что Кевин мне изменил, и, наверное, это натолкнуло тебя на мысль, что скоро я стану свободной. Но, как оказалось, я ошибалась. У нас с Кевином все хорошо, и я бы хотела, чтобы так все и оставалось.
— Понятно.
Ей показалась, что он разочарован.
— Когда ты послал мне розу…
— Я уже сказал тебе, что не посылал этой дурацкой розы.
Она ему не поверила, но не хотела с ним ссориться.
— Хорошо, ты не посылал мне ее. Но я хочу закончить свою мысль…
— Нет, теперь моя очередь высказаться, — сказал он. Его голос неожиданно стал резким. — Ты даже представить себе не можешь, как ты мне надоела.
— Почему?
— Почему? — с иронией переспросил он. — За кого ты меня принимаешь? За свою подружку, к которой ты обращаешься каждый раз, когда у тебя возникают проблемы с мужчинами?
— Нет. Но я думала, что мы друзья.
— Мы друзья. Что-то вроде этого, — проговорил он, нахмурившись. Казалось, что Гэри пытается справиться со своими эмоциями. — Это сложно. Я старался стать твоим другом, но это действительно очень трудно — по правде говоря, ты просто сука, которая вертит людьми, как ей вздумается.
— Гэри, прошу тебя!
— Нет, выслушай меня ты. Ты пришла ко мне взволнованная, считая, что муж обманывает тебя. Тебе хотелось пойти куда-нибудь выпить.
— Я просто сказала, что мы можем выпить кофе.
— Да, всем известно, что означает это предложение.
— Кофе означает только кофе.
— Как хочешь. Я всего лишь предложил познакомиться с моими друзьями, и после этого ты нарезалась текилы.
— Это ты заказал ее.
— А ты выпила. И после этого именно ты предложила вернуться в мою квартиру.
— Это неправда.
— Это правда. Ты просто не помнишь.
— Признаюсь, что я почти ничего не помню о той ночи. Но ты сам сказал, что мне стало плохо. Ты был слишком пьян и не мог отвезти меня домой. Поэтому мы прошли два квартала пешком до твоего дома.
— И я был так добр, что почистил твою одежду после того, как тебя стошнило. И поверь мне, что, если бы все зависело только от тебя, ты бы проснулась без трусиков.
— Это смешно.
— Ты просила, чтобы я забрал тебя к себе домой. Все закончилось тем, что ты практически сорвала с себя одежду. Если бы ты не отключилась, то сняла бы с себя и трусы, и мы точно занялись бы сексом.
— Ты все это придумал.
— Зачем мне что-то придумывать?
Она помолчала, стараясь успокоиться и не обострять ситуацию. Не хватало еще, чтобы их разговор превратился в громкое выяснение отношений прямо здесь, в кафетерии, где всегда многолюдно.
— Потому что ты сошел с ума, и я, кажется, понимаю, в чем дело. Ты думал, что мы с Кевином расстаемся, и послал мне розу. Все, что я тебе сегодня сказала, было для тебя холодным душем. Твои ожидания не оправдались.
