– Лорки нет, никак не могу осознать. Целый день вчера ждала ее телефонного звонка. Я так привыкла к тому, что она звонит мне по сто раз на день, рассказывает мне, что делает, о чем думает… Она была мне ближе, чем сестра. Не знаю, бывает ли вот так… между подругами. Я знала абсолютно все, чем она жила, дышала…
– Вот поэтому-то я и пришел к тебе.
– Проходите, Михаэль… Хотите кофе?
Она приготовила кофе, бутерброды. И все это время слушала меня.
– Глаша, я знаю, что вы были близкими подругами. Скажи, у нее были долги? Может, ты слышала, перед смертью она звонила мне и просила денег…
– И много?
– Понимаешь, я тогда не особо придал значение ее просьбе, просто согласился, сказал, чтобы утром она ко мне зашла, вот и все. Но сумма меня не удивила, не насторожила. Максимум она могла попросить у меня тысяч пять. Знать бы, что она спустя полчаса будет убита. Тогда я бы запомнил. На всю жизнь. Ты не знаешь, зачем ей понадобились деньги?
– Думаю, на зеркало. Она увидела комод с зеркалом в магазине, очень красивая мебель, мы с ней вместе там были. Круглое итальянское зеркало, она хотела повесить его напротив кровати… – Глафира снова всхлипнула.
– Как ты понимаешь, я расспрашиваю тебя сейчас об этом не из праздного любопытства. У нее не было никаких неприятностей? Может, она оказалась замешанной в какую-нибудь нехорошую историю с… Сашей… И ей срочно понадобились деньги?
– Дурак этот Саша, – огрызнулась Глафира, бросив угрюмый взгляд в окно, словно где-то там, на улице сидел на скамейке безнадежно влюбленный в Лору Саша. – Вел себя в последнее время как идиот. Лорка рассказывала. Да… у него были долги, причем большие… И он вроде бы даже в деревню собирался поехать, чтобы его долго искали. Или врал все и просто украл эти деньги. Говорю же, идиот…
– Как ты думаешь, Лора могла попросить у меня денег, чтобы помочь ему?
– Нет, – отрезала Глафира. – Лорка никогда не была дурой. Она тянула деньги с Саши, это да, смеялась над ним, в своем духе, сами знаете. Но чтобы просить для него денег? Нет, это абсолютно исключено… Михаэль! – вдруг воскликнула она как-то просветленно, странно, словно вспомнила о чем-то удивительном. – Кто бы мог подумать?
Она неожиданно улыбнулась сквозь слезы, просияла блестящими зелеными глазами.
– О чем ты?
– Я всегда думала, что знаю о Лорке все. Но я не знала, что у вас с ней роман! Следователь сказал…
– Да не было у нас никакого романа…
– Да ладно… Теперь-то чего скрывать? Лорки-то нет.
– Говорю же – не было. – Я заскрежетал зубами.
– А дверь? Все соседи только и говорят про эту дверь, что вы пользовались ею, чтобы входить в Лоркину спальню.
– Я не виноват, что эта дверь существовала… – начал раздражаться я. – И между нами никогда ничего не было.
– Я вам все равно не верю… Ну да ладно. – Она отмахнулась от меня, словно понимая, что я все равно ни за что ни в чем не признаюсь. – Но родители Лорки поверили следователю, что это вы ее убили. Я слушала их и думала о том, как для них сейчас важно, чтобы им показали убийцу дочери… Они могут поверить во что угодно. Даже в то, что Лорку убила я.
– Скажи, Глафира, где в ночь убийства был Гора?
– Так в командировке же! – Она взяла в руку большую грушу и надкусила, на грудь ее закапал сок.
– Глафира, я же знаю, что ни в какой командировке он не был… Скажи, он был у тебя? Ну, признайся!
– Уже, – проговорила она с набитым ртом.
– Что «уже»? – не понял я.
– Уже призналась. Да, он был у меня. Он сам попросил меня, чтобы я сказала правду, потому что знал, что ему не поверят про командировку, про то, что сломалась машина. Он сказал, что если соврет, то ему вообще не будут верить и могут повесить убийство. Ведь все знали, что они в последнее время жили, как кошка с собакой. А мне-то что? Я и сама не хотела бы давать ложные показания.
Как смешно звучали эти серьезные, попахивающие горечью юридических документов слова из уст простоватой Глафиры.
– Я-то что? Он пришел ко мне, мы вместе выпили, я его успокаивала, как могла… Не знаю, как объяснить. Я и Лорку понимала, и Гору жалела… по-родственному. И вообще, мне кажется, что она обо всем догадывалась и даже не то чтобы радовалась, но… словом, он был в моих, не в чужих руках, понимаете? Не шлялся где-то на стороне и ей не мешал…
– Глафира, это, конечно, ваши дела, но все равно… скажи мне: у вас, у женщин, всегда вот так все просто?
– Нет, не просто, – она отвернулась от меня.
– Ладно. Я пришел к тебе не мораль читать. Скажи, что думаешь по поводу убийства? Кто мог ее убить? Кто мог желать ей смерти?
– Да все… – прошептала она, глотая слезы. – Это надо было иметь железное терпение, чтобы продолжать жить с ней…
– Ты о Горе?
– Обо всех них… троих… Она совсем закружилась, запуталась… И все знаете почему?
– Почему же?
– Да потому, что она искала любви…
– Странный способ, ты не находишь?
– Я ей тоже говорила, но разве ж она кого слушала?
Глафира лукавила. Она никогда не отговаривала Лору от подобного образа жизни, хотя и не подстрекала, это правда. Я никогда, подслушивая их разговоры, не слышал, чтобы она каким-то образом предостерегала ее, объясняла, как человек, наблюдающий ее жизнь со стороны, что ничем хорошим эти ее сплошные измены закончиться не могут, что рано или поздно ей все же придется сделать выбор или вообще остаться одной. Быть может, Глафире доставляло удовольствие следить за перипетиями жизни Лоры, как за героиней любимого телесериала (надо сказать, что Лора, в отличие от Глафиры, как раз сериалы не смотрела, она по вечерам сама режиссировала собственную жизнь, пускаясь во все тяжкие, и плела такие сложные интриги, до которых не мог бы додуматься ни один профессиональный сценарист; в свободное же время она смотрела свои любимые французские старые фильмы с участием Картин Денев, Изабель Аджани, Изабель Юппер), и она не видела смысла в том, чтобы этот сериал прекращать. А еще одной из причин, почему она не вмешивалась в жизнь подруги, хотя отлично понимала, что та каждый раз рискует собой, отправляясь на сомнительные свидания, как мне кажется, было некое ослепление Лорой. Глафира, быть может, в душе преклонялась перед подругой, считая ее не такой, как все, – особенной, красивой, храброй, с допустимой дозой цинизма и авантюризма. Вполне вероятно, что это были как раз те самые качества, которых недоставало самой Глафире, то и дело примерявшей жизнь подруги, как и ее платья, на себя. Но ни платья (Лора была хрупка и изящна по сравнению с пухленькой, аппетитной Глашей), ни, тем более, бурную, насыщенную событиями и пропитанную адреналином жизнь Глафире присвоить так и не удавалось – слишком уж разные были у них темпераменты, образ мышления, запросы, желания.
