Так Татьяна попала к матери ее приемного отца. Баба Валя жила в небольшой деревеньке недалеко от райцентра в Тверской области. Она была высокой костистой женщиной за шестьдесят, с длинными жилистыми руками. Губы у нее были поджаты, а почти бесцветно-серые глаза смотрели прищурясь, исподлобья. У нее был такой вид, словно она собиралась сказать что-то обидное.
Ее муж вернулся с войны к другой женщине, «к богатой», как говорила она, оставив ее с сыном. Появление Татьяны она приняла без энтузиазма (девочка была, родственницей Людмиле). «Неродная, — делая ударение на «о», говорила она. — Навязалась к нам на шею, совести нет. Я в ее годы уже в колхозе работала». Бабка не любила Татьяну, постоянно подозревала ее в чем-то «нехорошем». «Вот увидите, мать-убийца еще в ней проявится», — мрачно говорила она.
Несмотря на суровость и ненависть к ней бабки, жизнь в деревне была едва ли не самым счастливым временем в жизни Татьяны.
Каждый день в школу, в райцентр, их на лошади отвозил возчик, он же встречал после занятий. Ездили все вместе: и малые и великие, все дружили между собой, и старшеклассники горой стояли за самых младших. И хотя их в школе презрительно называли «деревня», втайне завидовали этой маленькой самодостаточной коммуне. Тут она впервые влюбилась. Лешка ответил ей взаимностью. Это было что-то фантастическое. Но он неожиданно уехал.
После окончания восьмого класса Таня тоже покинула деревню, отправившись в Тверь, где поступила в кулинарное училище. В общем-то, ей было все равно, где учиться, лишь бы уехать от бабки. А в училище давали неплохое общежитие. Училась она легко, потому что была единственной отличницей на их курсе. Ей советовали ехать в Москву, поступать в пищевой институт, что она и сделала.
Но в институт не поступила. Зато познакомилась с одной девушкой, которая посоветовала пойти работать на стройку, где давали общежитие, платили хорошую зарплату, и через несколько лет можно было получить московскую прописку и свою собственную квартиру. Последнее явилось решающим обстоятельством. У Татьяны никогда в жизни не было места, которое она могла назвать своим. Несколько лет Татьяна работала штукатуром-маляром. Работа была тяжелой, перед ними, молоденькими девушками, ставили порой непосильные задачи. А чуть что — попрекали отсутствием московской прописки и грозили выгнать из общежития. Татьяне безумно хотелось убежать, уехать, но было некуда.
И в один прекрасный момент она взбунтовалась. Ушла со стройки и начала готовиться к поступлению в институт. На этот раз она прекрасно знала, что главное — поступить. Неважно куда. Лишь бы избавиться от ярма тяглового скота. Из общежития ее официально выселили, но девчонки скрывали подружку.
Весной она познакомилась с Герой — студентом-искусствоведом. Тот помог ей поступить в институт. Затем был страстный роман, закончившейся беременностью. Потом знакомство с его родителями, страшный и унизительный аборт, шушуканье в институте, почти отчисление. Потом свадьба Геры с другой девушкой. Благополучной. Потом была пустота, которую она страстно заполняла учебой…
…Восемьдесят седьмой год она встретила научным сотрудником Свердловского областного краеведческого музея. Этаким синим чулком, в котором было трудно распознать прежнюю Татьяну. Всяческие окаменелости интересовали ее гораздо больше реальной жизни. В девяностых годах этот любовно скроенный и отгороженный от внешнего мира пыльный мирок стал трещать по швам. Зарплату сначала перестали платить, потом и вовсе в музее началось сокращение штатов. Ее уволили.
Она, голодная и злая от отчаяния, как-то вечером зимой девяностого года шла домой. По пути ей встретилось кафе «Анжелика» — новое заведение, сияющее огнями и фальшивыми колоннами. Татьяна вспомнила, что училась в кулинарном. Возможно, ей найдется работа в этом «празднике жизни». Хотя бы посудомойкой.
К ней вышел хозяин, долго рассматривал ее, но не выгнал, а предложил выйти на работу официанткой.
Она сама не ожидала, что ресторанная жизнь так захватит ее. Вокруг была нищета, а в «Анжелике» каждый вечер люди кутили на суммы, сопоставимые с зарплатой всех сотрудников музея, и оставляли ей щедрые чаевые, на которые она уже через месяц купила свою первую норковую шубу.
Сначала Татьяна не признавалась себе, а потом поняла, что ей после долгого научного затворничества очень нравится эта жизнь. Она поняла, что не все официантки — девушки легкого поведения. Клиентам даже нравилась ее строгость, нежелание встречаться с ними после работы и принципиальность. Руководству же весьма импонировало то, что она знает английский, немецкий и чуть-чуть французский. Все остальные официантки менялись с бешеной скоростью, Татьяна же работала постоянно. Через некоторое время она стала заправлять почти всей ресторанной службой, пыталась внедрить первую в городе доставку на дом, когда в ее жизни появился Кокушкин. Он сразу оценил красивую, расцветшую от постоянных комплиментов Татьяну. Она умела общаться с разными людьми, у всех оставить хорошее впечатление о себе (сказывался ее долгий опыт житья у Погребковых). К тому же она профессионально разбиралась в искусстве и, что Кокушкин немало ценил, знала несколько языков.
Татьяна несколько дней думала над предложением Кокушкина. Вместо ресторана он предложил ей огромный мир, наполненный яхтами, бриллиантами и экзотическими странами, и она согласилась. Ни красотой, ни привлекательностью Юрий Данилович не отличался. Но в нем был тот масштаб, которого Татьяна не чувствовала в заигрывающих с ней посетителях ресторана. И главное, он попросил ее руки.
Никогда позже она не жалела о своем выборе. Нет, она никогда не любила его, и секс с ним напоминал монотонную обязанность вроде чистки зубов. Но она уважала его, гордилась им и, когда Кокушкин простраивал очередную бизнес-операцию, испытывала интеллектуальное наслаждение. Восхищение было взаимным: только она одна могла так приручить строптивых и мнительных старых скупщиков ювелирки, очаровательно осведомившись: «Боже мой, эскизы Энского к «Грозе». Я думала, они безвозвратно утеряны. Подождите, дорогой мой. Дайте мне полюбоваться на эту поэзию, запечатленную в линиях…»
Через пару лет она стала блестящей молодой женщиной, имеющей все, что только можно пожелать. Кроме одного — любви. Татьяна знала, что Кокушкин изменяет ей, но не придавала этому никакого значения. Мимолетным увлечениям Юрия Даниловича она была даже благодарна — они облегчают тяжесть ее супружеского долга. Но ей так хотелось снова почувствовать то, что тогда в деревне с Лешкой. И потом, в Москве, с Герой.
Бориса Кантора она заметила в ресторане. Он сидел за столиком вместе с большой компанией. Шампанское текло рекой, веселье зашкаливало, только он один сохранял серьезность, чем и привлек внимание Татьяны. Нет, он не был букой, он остроумно шутил, успевал со всеми чокнуться, при этом казалось, он делал в голове какие-то вычисления. Тогда она подумала: какой симпатичный молодой человек и какой честолюбивый. Он далеко пойдет. Весь вечер она рассматривала его и находила все новые достоинства. В нем совершенно не было того, чего она ненавидела в мужиках — фанфаронства. И это не было позой. Все, что он делал, было искренне. Он сразу заметил внимание к своей особе со стороны Татьяны. И в конце вечера пригласил ее потанцевать (она была с подругами). Как только они взялись за руки, стало понятно, что ничего говорить не нужно.