Прозрачные глаза Инги в полутьме прихожей стали большими и глубокими. Но на лице не было никакого волнения.
— Ты чего? — тихо спросил Саша.
— Ничего, — она спокойно пожала плечами, прикрытыми уже другим, темным платьем. Турецкий понял, это чтоб не надевать плаща, и она свернула его и продела сквозь ручки сумки. — Мне с тобой не страшно, Сашенька, ты не волнуйся, пожалуйста… Утюг есть, только он легкий… Колотушка есть — мясо отбивать, но она — тоже так… Бутылка шампанского!
— Тащи сюда, только не топай. Туфли сними…
Инга принесла бутылку из холодильника, Турецкий прикинул в руке: нормально, но может оказаться и одноразовым оружием — это какая башка…
Наконец, он услышал негромкие шаги на лестнице и снова прижал Ингу к себе, отодвинувшись с ней в сторону стены, за дверной косяк. Она даже слабый такой, словно призывный, стон издала — совершенно не по делу, ну, Инга! И он молча засмеялся.
К двери подошли. Сколько было народу, непонятно, но точно не один. Жаль, быстро отошел от окна, не сосчитал. И к глазку в двери он приближаться пока не решался. Но больше троих не будет. Толпой за одной бабой не ходят. Двое, наверняка — из тех джипов. Послышалась речь: говорили по-русски. Странно, опять пресловутая «русская мафия»? Ну чудеса! И он шепнул Инге в самое ушко:
— Прислушайся, если заговорят по-латышски, переведешь мне.
Она кивнула и с большой охотой, что он немедленно отметил, повисла на нем, прижавшись всем телом. «Женщина — непредсказуемое существо, — подумал он. — Кому — беда, а ей — удовольствие… Может, и правильно, зачем волноваться зря, когда рядом мужчина, который просто обязан ее защитить…»
В замочной скважине двери раздался скрип, сдержанное звяканье железа, потом легкий толчок… Затем короткий мат — по-русски — и реплика:
— Андрис, там изнутри закрыто. Но она дома.
— Звони.
— А чего?
— Телеграмма, скажешь, пусть откроет…
Раздался звонок. Турецкий приложил палец к губам Инги и зашептал ей на ухо, что надо делать. Звонок повторился, более настойчиво. Потом — словно раздраженно — несколько раз подряд.
Инга отошла вбок и начала шлепать по полу босыми ногами, приблизилась на прежнее место и сонным голосом спросила по-латышски:
— Кто там?
— Телеграмма! — ответили на родном языке. И она почти неслышно переводила Саше, а тот кивал и жестами показывал, что отвечать.
— Бросьте в почтовый ящик, утром выну.
— Срочная! Откройте, расписаться нужно.
Турецкий улыбнулся и подмигнул ей.
— Вам нужно, сами и расписывайтесь. А я сплю. Я раздета. Спокойной ночи… — и зашлепала по полу, словно удаляясь.
Пауза за дверью длилась недолго. Там тоже слушали звуки в квартире. Наконец, тишину нарушил новый поток матерщины — негромкий, видно, не хотели привлекать внимание соседей. В основном «речь» шла о том, что вот эта… спит… и все ей… а они тут… А в общем, «мысли» сводились к тому, что стрелять в дверь не стоит: шума много, и тогда она вовсе, не откроет. Что делать? Может, попытаться через крышу? Наконец, один посоветовал другому обойти дом вокруг: второй этаж — не так и высоко, а если крепкие водосточные трубы, то можно попробовать. Одна комната у Инги была угловой, об этом она и шепнула Саше. Но он полагал, что они попытаются по лестнице проникнуть в квартиру, так им покажется удобнее. Дверь можно теперь не сторожить.
Они тихо переместились в ту комнату, из которой была видна лестница.
Саша по-прежнему прижимал к себе Ингу и, словно машинально, чисто по-дружески, поглаживал ее плечо, талию, крутой изгиб бедра, — медленно скользил ладонью, будто успокаивая взволнованную женщину. А тем временем достал телефонную трубку и вызвал Лазаря. Тот отозвался и спросил, где они. Турецкий ответил, что они с Ингой уже в осаде. Уголовники пытаются проникнуть в квартиру, они знают, что Инга здесь одна, а про него им ничего не известно. Так что было бы очень неплохо, если бы оперативники немного поторопились. К слову, снаружи дома есть пожарная лестница, и одно окно у Инги выходит почти на нее. Оттуда и будет совершено проникновение в самое ближайшее время. Вернее, попытка. Потому что Турецкий собирается угостить их бутылкой охлажденного шампанского.
Лазарь посмеялся шутке и сказал, чтоб не слишком напивались, а холодное на ночь вредно. Но на всякий случай, пусть и ему немного оставят. На такой веселой ноте и закончился разговор.
Турецкий улыбнулся и спрятал трубку в карман. Бутылка стояла у его ног. И он отодвинул ее чуть в сторону, а сам слушал, ожидая, когда те обнаружат, наконец, пожарную лестницу. А потом им предстоит выяснить, возле чьих окон она приставлена. Значит, немного времени есть. О чем он и сказал Инге, предложив ей пройти в спальню и там лечь возле кровати на ковер. И не подниматься, что бы ни случилось. Но ничего, тем не менее, не должно произойти экстраординарного, так он думает. А там и оперативники подъедут.
— Слушай, а может, мы вместе… пойдем, приляжем?.. Сам же сказал: есть время.
— Чего? — он переспросил, прислушиваясь к шумам за окном.
— Ну., если выйти излома нельзя и надо ждать, так зачем просто так смотреть друг на друга? А ты все равно мой вечный должник. И пока не вернешь долг, буду тебя… ну, не слезу…
— С тобой понятно, — хмыкнул Турецкий.
— Ничего тебе, Сашка, непонятно. Если ты стесняешься, то я ничего не стесняюсь, и тебя, в первую очередь. А когда еще и в экстремальных условиях, то, говорят, такой секс ни с чем вообще сравнить нельзя… Ну, чего ждешь-то? Хватай и тащи! А я буду слабо сопротивляться!
— Не ори! С ума сошла? Они же услышат. У тебя нарочно, что ли, все форточки открыты?
— Так жарко! В доме дышать было нечем.
— Еще надышимся. Не знаю, чем они вооружены, но надо быть внимательными и осторожными, пока не приедут опера, ясно?
— А чего бояться? Если он полезет в окно, ты ж его «хряпнешь»?
— Еще как «хряпну»! — он засмеялся. — Ты — умница. Но все равно не шуми. Как только они полезут, ты сразу же уйдешь в ту комнату, и без разговоров, они ведь и стрелять умеют, а ночью нет ничего противнее и страшнее шальной пули.
— Ой, какой ты умный! Но лучше б нам все-таки…
— Потом, потом, все потом…
— Ловлю на слове!
— Ох, рыбачка… Лови уж, может, и поймаешь… когда-нибудь… чем черт ни шутит, а?..
Говорил он пустые слова, а сам чутко прислушивался к полутьме, слегка подсвеченной дальним фонарем.
Наконец, услышал внизу, подокном, негромкие голоса. Нашли… Но заговорили не по-русски. Турецкий выглянул и увидел три силуэта. Один из них быстро пробежал по окну лучом фонарика. Вот как! Задачка усложняется. Инга, по-прежнему прижимаясь к нему, начала медленно переводить. Речь у тех шла, конечно же, о том, какие из окон на этой стороне дома. Один из них быстро ушел за угол, видно, к подъезду, чтобы определиться поточнее и не влезть в чужую квартиру. Большой шум никому не нужен, шеф велел тихо действовать. Эту фразу Инга перевела последней, и Турецкий кивнул ей. Отдал телефонную трубку и попросил уйти в спальню и уже оттуда, как можно тише, передать эти сведения Лазарю — о темном джипе, троих бандитах, одного из которых зовут Андрис, и приказе «шефа». Пусть срочно выясняет, кто это?
