— Послушай, Саша, у меня с этими новыми похоронами в голове полная каша. Я ничего не понимаю. Я могла бы, в самом крайнем случае, понадеяться на твою, хотя бы краткую консультацию? Чтоб позвонить? Но без… ты пойми меня, я не хочу тебя компрометировать перед твоей женой.
— У тебя с собой трубка? — Он взял ее мобильный телефон и «вбил» в меню свой рабочий мобильный номер, отдал. — Будет нужда?.. А этот режиссер, он чей? Лорин или твой?
Она поразилась его догадке.
— С чего ты взял?
— Значит, твой, — он негромко хмыкнул. — Тогда передай ему. Если он подставит тебя или обидит, я попрошу своих здешних друзей, чтобы ему оторвали яйца. Передашь? — спокойно сказал, без тени улыбки или угрозы.
— Но почему? — она вспыхнула.
— Потому что мне дороги те, кто связаны с памятью Эвы.
— А у тебя нет необходимости записать и мой номер?
Он внимательно посмотрел на нее, достал свой мобильный и кивнул:
— Давай, в самом деле, ничего нельзя исключить. Это чтоб ты не наделала глупостей, — словно оправдываясь, сказал он, записал и спрятал трубку в карман.
А тут пришел адвокат и с подозрительной усмешкой уставился на них, беседующих со спокойным выражением на лицах.
— Вот, — сказал он, — протягивая ей инструкцию с адресами производителя и представителя фирмы в России и Латвии. — Сделайте одолжение, Инга Францевна, послушайтесь совета Александра Борисовича, он зря говорить не станет, я его достаточно хорошо знаю. А эти адреса можете переписать, но не знаю, зачем они вам.
Она быстро взглянула на Сашу, а этот отпетый негодяй ответил ей такой уморительной ухмылкой, что она поперхнулась от вырвавшегося смеха.
— Я не то сказал? — забеспокоился толстяк, снимая очки.
— То, Лазарь, дорогой, самое то. Я после тебе объясню, не при женщине.
И так подмигнул ей, что Инга окончательно поняла и приняла выбор подруги. Но не удержалась и тихо спросила, уже прощаясь:
— Мне когда позвонить?
— Лучше, если ты вообще будешь держать нас с Лазарем в курсе тех дел, которые замыслит этот… режиссер.
Инга поняла, что он хотел сказать: «Этот твой», но передумал, не захотел обижать.
— А ты позвонишь? — очень тихо спросила она.
Он чуть прищурился и в тон ей ответил:
— Не скомпрометирую?
— Ты? Нет, — без всякого выражения ответила она.
Вот потому и не спешила возвращаться домой из адвокатской конторы.
Не понимая, с какой целью, Инга вышла в прихожую, и взгляд ее скользнул по столику. Ключей на нем не было. Петер не принял всерьез их размолвку, значит, надеялся, что все образуется…
Петер был не столько расстроен, сколько рассержен. Причем, в первую очередь, на себя. Ну надо же быть таким дураком, чтобы купиться на самый обыкновенный бабий каприз! Понял ведь уже, что умная она баба, и с ней нельзя обращаться, как с очередной актрисулькой, она особого подхода требует, а главное, с ней надо соглашаться, но делать по-своему. И ни в чем не спешить разочаровывать! Хочет говорить о браке, — пожалуйста, давай помечтаем вместе, милая! Хочешь этого — да с удовольствием! Хочешь того — пожалуйста, любимая! Все они очень ценят твою готовность. Даже одну только готовность, а не сам результат! И, ради своей уверенности в том, что ты сражен и покорен ими, согласятся ждать до второго пришествия. Но ты-то ведь «не знаешь», что обычно в подобных случаях, причем всегда неожиданно, вмешиваются какие-нибудь нелепые обстоятельства, которые и мешают тебе немедленно принять то самое, единственно правильное, решение, подсказанное ею. Ну и так далее. Подожди, родная, куда мы несемся сломя голову, у нас же с тобой вся жизнь впереди, и какая прекрасная Жизнь!.. Именно так, с большой буквы!.. А обстоятельства? Так надо подождать, и все изменится! Вот, на каком языке надо было с ней разговаривать, а не строить обиды, не хлопать дверью. Хорошо хоть, додумался тарелку за собой помыть, глядишь, и — мостик остался… Оценит ведь, никуда не денется, да и где она еще «такую любовь» найдет? У тех сыщиков, что ли?.. Бред…
Петер устал от своего внутреннего монолога. Но его неприязнь к «тем сыщикам», из которых он видел только одного — ленивого и неповоротливого адвоката Дорфманиса, — только усилилась. Он не собирался спорить и доказывать кому-либо, а Инге, в первую очередь, что ловля жуликов — дело совсем уж безопасное. Но Петер, по правде говоря, и не собирался сам никого ловить и арестовывать, зачем? Достаточно узнать, кто они, и назвать их адрес полиции.
А если Инга даже в этих его действиях видит опасность, скорее, для себя, раз отказывается ему помогать, но упаковку все-таки достала, значит, не стоит рисковать и самому. Можно подумать, не найдется кого-нибудь в том же театре, кто с радостью захочет оказать небольшую помощь любимому режиссеру! Да только свистни и пообещай приличную роль в ближайшем спектакле! Глупышка, не понимает она этого. Потому что, фактически, и не знает ничего, кроме своих чисто школьных проблем, и не мыслит более высокими категориями. Все мысли вокруг одного и того же — наслаждение, удача, ахи, охи и — в конце замужество. Но ее, определенно, несвоевременное «заблуждение» легко поправимо, главное — терпение и еще раз терпение. Зачем же отказываться от удовольствия раньше времени? Вот это уже действительно глупо. Ну а чтобы иметь необходимые аргументы для следующего сладкого примирения, надо форсировать события, пора уже от слов переходить к делу. Тут она абсолютно права: многословие всегда чревато своей неискренностью. И, надо отдать ей должное, невольная ее подсказка пришлась очень ко времени. Грех не воспользоваться, это — во-первых, и вдвое больший — не подчеркнуть при очередном свидании ее полнейшей правоты, ловко предъявив при этом первые свидетельства своей удачи. А до тех пор аккуратно, не переигрывая, изображать сдержанную обиду. То есть не оставлять своим вниманием, постоянно и неназойливо напоминать о себе, тяжко вздыхать от жестокой женской несправедливости…
Он едва не расхохотался, громко и беззаботно, но одернул себя, заметив обращенные к себе взгляды пассажиров электрички, своих соседей. Склонил голову в легком поклоне и независимо уставился в окно. Сзади зашептались две симпатичные девицы, узнавшие его. Он, еще входя в поезд, заметил их. Девочки в самом соку, пальцем ткни, как говорится, и брызнет! И одеты соответствующим образом. Охотницы, что ли? Вряд ли, но девчонки разбитные, наверняка и учить их ничему не надо. Ну, точно, сейчас станут выпрашивать автографы…
Подумал, что самым правильным было бы с его стороны завести с ними непринужденный разговор, а на вокзале усталым голосом предложить им просто так, без всякой определенной цели, посидеть в каком-нибудь кафе, после чего они наверняка сами станут напрашиваться в гости. А что, и пойти им навстречу, пригласить домой и отодрать обеих по очереди! Вот это и была бы его самая сладкая и жестокая месть упрямой, самолюбивой и самонадеянной бабе, у которой, в сущности, и нет-то ничего, кроме… Но это есть у всех баб, и у тех девчонок — тоже… И не известно еще, у кого лучше!..
