— Сам не знаю, как так получилось, — растерянно объяснял Юрий Данилович собравшимся вокруг него участникам группы выживания.
— Зацепился за что-то, — предположил Феликс Светланов.
— Да за что тут можно зацепиться?! — возмутился Юрий Данилович.
Оказалось, есть за что. В низу стены между камнями торчал железный стержень.
Увидев его, Юрий Данилович помрачнел.
— Да пустяки, — успокоил его Гожелинский, — зашьешь.
Это слово — зашьешь — эхом отозвалось в голове Вити Солонина. Теперь он знал, каким образом Юрий Данилович собирается провозить алмазы через границу.
Но что-то во всей этой истории сильно смущало Виктора. Только он никак не мог понять, что именно.
«Неужели он всерьез собирается провезти алмазы в спальном мешке? — мучительно соображал Солонин. — Ничего тупее придумать нельзя. Разве что везти алмазы в карманах. Но ведь он же не дурак!»
Пока Юрий Данилович, коля себе пальцы и поминутно вздыхая, возился со своим спальным мешком, Витя Солонин намеренно ушел подальше, чтобы лишний раз не попадаться Кокушкину на глаза.
Теперь осталось только выбрать место и время, для того чтобы поговорить с Юрием Даниловичем с глазу на глаз. В самой грубой форме.
Когда никого не было рядом, Витя Солонин быстро достал привезенные из Москвы наручники и спрятал во внутренний карман.
В обещанное время Александр Борисович Турецкий не появился. Витя Солонин хотел было позвонить ему на мобильный, но вовремя одумался.
Хуже всего, когда мобильный звонит в неподходящее время.
Вдруг Александр Борисович сидит в засаде и звонок его выдаст?
К тому же Виктор был уверен, что мобильный Турецкого отключен.
Юрий Данилович, благополучно зашивший свой спальный мешок, теперь был необычайно весел и жизнерадостен. За ужином он пил много вина, постоянно шутил и рассказывал всевозможные истории из собственной жизни, за достоверность которых он каждый раз ручался как за себя самого.
— Вообще-то, ребята, у меня есть одна мечта, — сказал Юрий Данилович, выпив уже изрядное количество. — Знаю, что это выглядит безумно и по-ребячески, но ничего не могу с собой поделать.
— А что за мечта? — поинтересовался Бровкин.
— Новая жизнь, — неопределенно сказал Юрий Данилович и замолчал.
— Ты что имеешь в виду? — удивился Герасим Севастьянович. — До трехсот лет, что ли, дожить хочешь?
— Нет, — поморщился Юрий Данилович, — не в этом дело. Просто как-то раз, давно уже, сидел я, пил водку и думал. Мне как раз тогда тридцать шесть лет стукнуло. В общем, понял я, что половина жизни прожита. И ничего особо хорошего за эти полжизни я не видел: Ничего, — сказал я сам себе, — теперь ты стал умнее и следующую половину жизни проживешь по-другому. А потом у меня водка кончилась — и я пошел в магазин за новой. А пока шел до магазина, минут пятнадцать, — на дворе осень, на улицах слякоть — шел и смотрел вокруг. В общем, пока я шел, понял вдруг, что и следующую половину жизни я проживу точно так же. Среди всей этой слякоти. А потом получу пенсию две тысячи рублей и стану ходить на коммунистические митинги. Я ведь сразу после этого из армии уволился.
— Да, Юра, — засмеялся Герасим Севастьянович, — ты не патриот.
— Да при чем тут патриотизм, Герасим! Просто не хочу я, чтобы ко мне как к скотине относились. Пока можешь ходить — кормят, а после — на мыло. Это и есть наша страна. По-другому у нас к людям не относятся, и не важно, кто у власти. При царе так было, при большевиках так было. И при демократах так же.
— Так ты что, уехать, что ли, хочешь?
— Жить я нормально хочу! Чтобы включать телевизор и не видеть этих паскудных рож.
— Все так живут, — усмехнулся Герасим Севастьянович.
— А я не хочу как все. — Юрий Данилович резко поднялся и вышел из мотеля.
Остальные участники группы выживания какое-то время сидели молча. Разговаривать никому не хотелось.
— Саша не звонил? — нарушил тишину Сергей Юшин, обращаясь к Солонину.
— Нет, — отрицательно покачал головой Виктор.
— Завтра утром мы отправляемся дальше, ему придется нас догонять. Ждать мы не можем.
Утром Александр Борисович тоже не появился, и группа выживания двинулась в путь без него.
Виктор все-таки попробовал набрать номер Турецкого, но, как он и предполагал, абонент оказался временно недоступен.
«Надеюсь, что с ним ничего не случилось», — думал Солонин в машине.
Мысль о том, что Александр Борисович мог попасть в какую-нибудь передрягу, а он, находясь практически рядом, был не в состоянии оказать ему помощь, не давала Виктору покоя.
Чтобы отвлечься от этих мыслей, Солонин еще сильнее сконцентрировался на фигуре Юрия Даниловича.
Профессиональное чутье подсказывало ему, что развязка близка.
3
Расставшись с Сэмом и Алешей, Турецкий с Майклом направились к своей машине. Надо было возвращаться в лагерь.
— Саша, что ты собираешься делать дальше? — спросил Майкл.
Александр Борисович не знал, что делать дальше.
Совершенно не знал. Он попробовал действовать законным путем, попробовал незаконным.
В обоих случаях результат оказался нулевым.
Не совсем нулевым, конечно, но и похвастаться тоже было нечем.
— По крайней мере, я знаю, что мальчик жив, — сказал себе Турецкий. — Он в надежных руках и хочет вернуться в Россию. А это уже кое-что.
Вспомнив о надежных руках Сэма, Александр Борисович пощупал опухшую половину лица и посмотрел в боковое зеркало машины.
Тот еще видок!
Уже начало светать, и Александр Борисович в очередной раз восхитился красотой местной природы.
— У вас очень красивая страна, Майкл, — сказал он.
— Да, — с гордостью ответил тот. — Но я слышал, что Россия тоже красивая.
— Да, красивая.
Александр Борисович снова посмотрел в боковое зеркало.
За ними ехало три военных джипа.
«Черт, Сэм… — подумал Александр Борисович. — Зачем же так?»
Джипы прибавили скорость.
— Майкл, — сказал Турецкий, — похоже, у нас проблема. Ты можешь предположить, кто это?
— Не знаю. — Майкл бросил быстрый взгляд на Александра Борисовича. — Но они мне уже сигналят, чтобы я останавливать машина. Мы должны будем сразу выходить с поднятыми руками. И не надо ничего говорить, пока они сами нас не спросить.
— Это не бандиты? — спросил Александр Борисович. — Может, не стоит останавливаться?
— Нет, это военные, — ответил Майкл, сбавляя скорость. — Они могут арестовать тебя как иностранный шпион, а меня — как друг иностранный шпион.
