— Никитенко. Что происходит? Вы кто такой?
— Я заместитель директора Департамента уголовного розыска МВД Российской Федерации генерал Грязнов. Я очень высокий чин, Елена Вячеславовна. Это к тому, чтобы вы спектаклей не разыгрывали.
— Я не понимаю… По какому праву… — лепетала Елена, глядя, как выдергивают из гнезда биоэнергогенератор.
— Сейчас все поймете. Проводите даму в соседнюю комнату для дачи показаний.
Казалось, все шесть этажей клиники были заполнены спецназовцами. Часть из них ворвалась в компьютерный центр клиники, где кроме компьютерщиков находился и руководитель службы безопасности, Владимир Викторов. Он что-то кричал в телефон.
— Брось трубку! К стене! Руки на стену…
Когда Стрельцов, в сопровождении дюжих молодцов, был доставлен в свой кабинет, там шел обыск. Ящики столов были выдвинуты, в них копались какие-то люди в штатском.
Один из них, видимо главный, увидев Стрельцова, жизнерадостно улыбнулся:
— А вот и Александр Арнольдович! Душевно рад. Позвольте отрекомендоваться: старший следователь Генеральной прокуратуры по особо важным делам, Турецкий. Александр Борисович.
— Что здесь происходит? — трясущимися губами спросил Стрельцов.
— Ну вы же видите — обыск. Присаживайтесь, вот соответствующее постановление, можете ознакомиться.
Стрельцов буквально рухнул в кресло, попытался прочесть лист бумаги. Буквы прыгали перед глазами.
— Ну что, доктор Стрельцов, давайте побеседуем.
Турецкий сел напротив.
— Или вас лучше называть «доктор Смерть»? Как давно вы начали заниматься своей преступной деятельностью?
— Какой? Я не понимаю…
— Вот ведь удивительно! Все сначала ничего не понимают, а потом как-то вдруг начинают понимать. Я говорю о вашем бизнесе. Об эвтаназии, которую вы практикуете в стенах своего заведения.
— Это ложь!
— Неужели? А как вы прокомментируете эти договора? — Турецкий тряхнул пачкой листков. — Вот, например, от господ Ратнеров. На оказание услуги под замысловатым названием «прекращение патологической жизнедеятельности ввиду крайней тяжести клинического течения основного заболевания»… И в каждом договоре дата выполнения услуг совпадает с датой смерти больного. Таких договоров я насчитал тридцать восемь. То есть вы убили как минимум тридцать восемь человек?
— Вы не понимаете! — закричал Стрельцов.
— Объясните.
— Эти люди… Они были безнадежно больны! Они невыносимо страдали! Разве я виноват, что в нашей жестокой стране не предусмотрена милость избавления людей от мук? Есть цивилизованные страны, в которых эвтаназия давно разрешена!
— То есть вы признаете, что делали это?
— Я… Я ничего не признаю! Я только избавлял безнадежно больных людей от мук! — повторял Стрельцов.
— И за это они завещали вам все свое имущество?
— Кто вам сказал? Это чушь!
— Мне сказал нотариус Моисей Израилевич Фридман, который дает сейчас показания в соседнем кабинете. Пусть не мне, а следователю, который ведет допрос. Это не важно. Он дает признательные показания. И они не в вашу пользу.
— Не знаю, что он там говорит… Люди сами делали завещания. Добровольно! Их никто не заставлял!
— Кстати об этом. Посредством скрытой камеры мы вели видеозапись в палате тридцать три. Там зафиксировано все, что происходит с вашими пациентами под воздействием психотропного облучателя…
Стрельцов уставился на следователя.
— …который вы украли из воинской части, где служили начальником медчасти. Было это лет десять с лишком тому назад. Так ведь, Александр Арнольдович?
Лицо Стрельцова побелело.
— Это Туманов… — еле слышно прошептал он.
— Да, не повезло вам. Так что советую сотрудничать со следствием. Это вам зачтется.
— Где моя жена?
— Она дает показания. Можно сказать, возле рабочего места.
В кармане Турецкого зазвонил мобильный.
— Слушаю? Вот как… Хорошо, работайте.
Турецкий разглядывал Стрельцова с каким-то новым выражением лица.
— Гражданин Стрельцов, в квартире четырнадцать дома номер пятнадцать по Гончарной улице, из которого вас привезли сюда, в этой квартире обнаружен труп женщины. Время смерти совпадает со временем вашего там присутствия. Как вы это прокомментируете?
— Я… Я все расскажу! — взвыл Стрельцов. — Я буду сотрудничать! Я много чего знаю… Я не один. У нас здесь вообще притон воровской. Это Тихомиров, он меня заставил убить. Он заставлял меня убивать людей… Все это время! Все эти годы! Он меня шантажировал!
— Тихомиров? Кто это?
— Депутат. Артем Тихомиров. У него связи с ОПГ… Я его боялся, я не мог сопротивляться… — Он зарыдал. — Мне… нужно в туалет…
— Где это?
— Там, в соседней комнате, — прорыдал Стрельцов.
— Что ж, проводите господина Стрельцова до сортира, — разрешил Турецкий.
Оперативник, поддерживая гендиректора, который шатался и едва переставлял ноги, провел его в смежную с кабинетом комнату отдыха. В нее выходили двери ванной и туалетной комнат.
Стрельцов скрылся в туалете, и оттуда послышался громкий характерный звук.
— Ничего себе! — хмыкнул оперативник и отошел чуть в сторону, ближе к кабинету, где с кем-то переговаривался по телефону Турецкий.
Стрельцов, запершись в туалете, звонил по мобильному.
Затем он прошел к задней стене туалета, в которую была врезана почти незаметная дверь, открыл ее, оказался в небольшом закутке, куда выходила шахта грузового лифта, нажал кнопку, двери бесшумно разъехались в стороны.
Елена Вячеславовна отвечала на вопросы следователя в палате тридцать четыре. Впрочем, ответы ее не отличались разнообразием. Скорее, наоборот: она монотонно твердила «не знаю». В коридоре у дверей палаты стоял собровец.
Антон Переходько, с чемоданчиком, на котором била в глаза красная надпись «Скорая помощь», быстрым шагом шел по коридору, заглядывая в палаты.
— Где Никитенко? — спрашивал он.
Дойдя до тридцать четвертой, он задал тот же вопрос.
— Ну здесь, тебе зачем? — преградил дорогу собровец.
— Мне зачем? У меня больной в приемном покое помирает, мля! Ему ремифентанил вводить нужно, так без подписи Никитенко аптека не выдает! Понаехали тут, вашу мать! А больные пусть подыхают?
Незнакомое, мудреное название лекарства, выпученные глаза врача произвели впечатление. Антон ворвался в палату, минуя обомлевшего от напора парня, стремительно подошел к следователю, попутно удивившись, что это женщина, ткнул в ее руку электрошокером, подхватил Елену, выволок ее из палаты, держа пистолет у виска Никитенко.
