— А как же в Москве? Там же у тебя, Петрович, вроде хорошие товарищи из прокурорских, да из МВД тоже.
— Ну! Сравнил божий дар с яичницей. Мы с Саней Турецким и Славой Грязновым друг друга с полуслова понимаем! Сколько вместе дел перелопачено. Мы, как говорится, одного поля ягода. Вон Слава приезжал ко мне в гости на Новый год, я его хотел к нам в деревню на охоту затащить. Так он вместо охоты попал на расследование убийства. И работал со мной рука об руку все восемь собственных выходных дней. Отловили голубчиков! И тоже благодаря Грязнову. Он вспомнил про больницу платную, где отморозки могли скрываться. Там их и взяли.
— Это те, что спортсмена убили? Я читал в газетах. Убийц нашли в клинике «Престиж», так?
— Так. Наши газеты приврать любят, но на этот раз правду написали.
— А Грязнов-то откуда про это узнал?
— Ну… Это история со мной связана…
Гоголев рассказал про свое возвращение из деревни в компании братков.
— Это когда твою хату в декабре вскрыли?
— Ну да!
— Надо же! — покачал головой Виктор. — Бывают же такие наводки судьбы! Меня с этой клиникой тоже жизнь связала…
— Да? Это как же?
— Потом расскажу, длинная история. Пойдем-ка еще попаримся.
— Лады. Теперь я тебя веничком похлещу. Держись, тезка, мало не покажется!
Напарившись, отдохнув после бани, приятели сели ужинать. За бутылочкой водки под хорошую закуску шел неспешный разговор о том о сем.
— Да, кстати, ты обещал рассказать историю про клинику, — напомнил Гоголев.
Виктор подхватил маринованный белый гриб, с удовольствием прожевал, помолчав, начал:
— Я, Петрович, похоже, женюсь!
— Да ты что? Опаньки! Вот это новость! Что ж, парень ты хоть и не старый, но уже и не шибко молодой. Самое время. И кто невеста? Где откопал?
— В этой самой клинике «Престиж» и откопал.
И Туманов рассказал о знакомстве с Наташей, обо всем, что сопутствовало этому знакомству: о смерти стариков Бобровниковых, о визите к Наташе Игоря Бобровникова, о его подозрениях относительно смерти родных, об измененном в последний день жизни академика завещании.
— Ну… Знаешь, всякое в жизни бывает, — философски заметил Гоголев. — Если внук на пятнадцать лет исчез, внучка в тюрьме, а дети погибли, самыми близкими людьми могут оказаться врачи, что за руку держат, жалобы выслушивают, песни на ночь поют, фигурально выражаясь.
— Но есть явные подозрения, что их могли убрать, понимаешь?
— Ну женщину, положим, убрали, как ты выразился. Хотя, скорее всего, просто врачебная ошибка. А старик-то сам умер. И кто мог его заставить изменить завещание? Что они ему, иглы под ногти вгоняли? А то, что он память потерял, так чего с горя не приключается…
— Все так. Но есть еще одна история. И связана она с доктором Стрельцовым, тем, что нынче возглавляет это заведение.
— Ну видел я твоего Стрельцова, беседовал с ним, когда бандосов брали. Скользкий мужик и трусливый, сразу видно. А ты-то с ним каким боком?
— Когда-то служил Саша Стрельцов в нашем летном полку, на Северах. То, что я тебе сейчас расскажу, информация секретная, для служебного пользования. Но сдается мне, что пришло время кое-какие секреты раскрыть. Дело было в начале девяностых. Ты что-нибудь слышал про методы психотропного воздействия на людей? Так называемые пси-технологии?
— Нет, — удивленно отозвался Гоголев. — Это что за хренотень такая?
— Это методы программирования сознания человека с целью управления.
— Переведи.
— Ну нетрадиционные технологии с целью управления сознанием. Психотропное оружие.
— Уже понятнее. Дальше?
— Однажды, а было это в августе девяносто первого, приезжает в наш летный полк высокая комиссия: генералы Генштаба, КГБ, представители военной медицины, тоже в высоких чинах. Собирают командный состав полка, дают следующую вводную: нам выпала высокая честь испытать новый вид вооружений, равного которому нет ни у нас, ни за рубежом. Сотрудники некой секретной лаборатории микролептонных технологий, что занималась прежде космической медициной, так вот, эти ребята изобрели прибор, так называемый биоэнергогенератор, основанный на СВЧ-излучении. Было сказано, что вообще-то эти приборы разработаны для лечения некоторых заболеваний. Но в определенном режиме использования могут вызывать совсем другое действие. Какое, пока не очень ясно. Получены результаты лишь на животных. А это, как нам было сказано, модель неадекватная, так как мышки интеллектом не обладают. А если какие-нибудь обезьяны оным и обладают, то объяснить докторам свои ощущения не могут. И вообще, обезьян мало, они стоят дорого, а нас здесь вон сколько сидит! Вот нам и выпала высокая честь стать первыми подопытными кроликами для испытания этой бяки. В нашей стране, как ты знаешь, все на людях испытывают, будь то послереволюционный голод, индустриализация с лагерями, вакцина от чумы, шоковая терапия или психотропное оружие. Чего не испытать? Народу много…
— Ну… — Гоголев весь обратился во внимание. — Отчего именно вам такая честь?
— А это благодаря полковому доктору Стрельцову. У него родственник какой-то в Москве сидел. Может, посодействовал, чтобы именно нашему эскулапу доверили такое ответственное задание.
— И чего дальше?
— Дальше составили план испытаний: в воздух поднимаются несколько бортов — одно звено, с земли идут команды, экипаж выполняет. Мне, командиру эскадрильи, было приказано оставаться на земле. Взлетели ребята, направлен на них этот самый излучатель. И с экипажами начало твориться что-то невообразимое. Потеря ориентации, какие-то беспорядочные движения в воздухе… Я даю команды, по ответам старшего по группе чувствую: у парня крыша съехала напрочь — полная потеря способности логически мыслить. А ученые все записывают, фиксируют. Я кричу, что испытания следует прекратить, что есть прямая угроза жизни людей: они там в небе чуть друга на друга не натыкаются… А ведь все летчики первого класса. Просто бред какой-то. Генерал гэбэшный, что руководил экспериментом — так это у них, понимаешь, называется, — приказал выдворить меня с командного пункта на гауптвахту… Потом, как я узнал, старшему по группе была дана команда таранить своего ведомого…
— И что?
— Что… — Туманов тяжело вздохнул, опрокинул стопку. — Шесть трупов.
— Ничего себе, — присвистнул Гоголев. — Как же это? В наше время… Дикость какая! И что потом?
— Потом в полку просто бунт поднялся: лично я заявил, что на своей эскадрилье испытывать эту заразу не дам! Шесть парней полегло, это в мирное время! Ну генералы посовещались, поорали, всем сестрам по матюгам пораздавали… Лично меня гэбэшный генерал обещался расстрелять, перед тем как под трибунал отдать… Другие притихли, испытания продолжили. Правда, снизили, так сказать, мощность излучения. Стали выпускать самолеты по одному. Больше смертей не было. Но отработали они все, что им нужно было: дозу, время воздействия, расстояние. Каждый прибор проверили.
