— Извиняйте, гражданин начальник!
— Тихо, молчи и слушай!
Музыка смолкла. Тут же установилась мгновенная тишина.
Слово взял президент. Он поздравил присутствующих с наступающим Новым годом, а также длительными каникулами (свалившимися на головы бедных, ни о чем таком не просивших россиян, тут же мысленно вставил Турецкий), пожелал прокурорской братии всего, что и полагалось пожелать. После чего застолье вступило в свои права.
Меркулова занял разговором прокурор Москвы, чем не преминула воспользоваться Клавдия Сергеевна. Она впервые попала на подобного ранга мероприятие и, судя по всему, очень волновалась. Густо подкрашенные глаза лихорадочно блестели, щеки пылали, пышная грудь вздымалась, едва умещаясь в облегающей блузке с довольно смелым вырезом. Турецкому даже показалось, что боевая подруга вот-вот хлопнется в обморок, и он поддержал Клавдию под локоток:
— Держись, Клавдия! Президенты — они тоже люди, ей-богу!
— Сан Борисыч, вам он нравится? — стрельнув глазами в президиум, шепотком осведомилась Клавдия.
— В каком смысле?
— Ну… Как мужчина?
— С чего бы это? Мне «как мужчины» нравятся женщины. Вон гляди, какая красотка рыжая возле стойки. Кто такая, почему не знаю?
— Это не наша.
— Ясное дело. Вон Мишка Козырев возле нее увивается. Нужно будет выяснить, что за объект.
— Турецкий, не стыдно тебе? Старый конь…
— Борозды не портит! — тут же отбил Турецкий.
— Ты, между прочим, в обществе дамы. И просто неприлично обращать внимание на других женщин.
— Ага, на президента пялиться всем своим декольте, это прилично…
— Я его первый раз в жизни вижу вот так живьем… И, наверное, последний.
— Типун тебе! Ты еще такая молодая — всего полтинник! Да и он нестар. Свидитесь! Какие ваши годы?! Может, он к нам теперь ежегодно в гости захаживать будет!
— Нет, он все-таки замечательный! — не унималась Клавдия. — А кто эти красавцы моряки? Вот бы с ними поболтать…
— С чемоданчиком?
— Ну да.
— Отдохни! У них первым делом чемоданчик. И вторым — тоже он.
— Ты думаешь, там…
— Конечно. Все мое ношу с собой, как говорится. Ентот чемоданчик завсегда возле президента, — слегка ерничал Александр, не спуская глаз с рыжеволосой девушки.
— Какой он обаятельный! Улыбается так… просто, так мило. Открытый такой… Турецкий! Очнись! Рыжая барышня не про тебя. На ней платье стоимостью в твою трехмесячную зарплату.
— Клавдия! Не ревнуй! Ты у меня одна, словно в ночи луна. И поговори с Еленой Николаевной, она жаждет твоего общества.
Спихнув Клавдию на следователя Самохину, также пожиравшую глазами ВИП-персон, Александр повернулся к Меркулову:
— Костя, я, пожалуй, минут через десять пойду. Между прочим, я из командировки, если ты не забыл. Все же ночь бессонная и все такое…
— «Все такое» — это поджидающие тебя Грязнов с Гоголевым?
— Ну… Не стану лгать, это мне несвойственно.
— И где стрелка?
— В «Узбекистане», разумеется. Айда вместе! Хоть поговорим по-человечески.
— Я бы с удовольствием, но положение обязывает, ты не находишь? Ладно, не вздыхай, тебя, так и быть, прикрою. Так что выдвигайся, но по-тихому, без лишнего шума. Если будут вопросы, скажу, что у тебя давление подскочило.
— И не согрешишь против истины! Оно и было подскочимши. Это Ирка мне его какой-то пилюлей снизила. Спасибо, Костя! Ты настоящий друг!
Глава 2
ЗАДУШЕВНЫЙ РАЗГОВОР
Легкий утренний снег, столь редкий в этом странном декабре, сменился привычным уже дождем, ударившим в лобовое стекло сердитыми, плотными струями. Александр включил «дворники», думая о том, что погода совсем сошла с ума: на дворе зима, а под ногами октябрьская слякоть. Землетрясения, цунами, наводнения, пожары, черт знает что! Апокалипсис какой-то! Гневим мы, видно, матушку-природу глупостью своей и раздорами.
«Рено» Перемещался по улицам с черепашьей скоростью, то и дело застревая в пробках. «Эх, надо было позвонить Вячеславу, чтобы прислал за мной свой «мерс» с мигалкой, — подумал было Турецкий, но тотчас устыдился своих мыслей: — Все-то нам привилегии подавай! Даже на пьянку — непременно со светомузыкой. Так это же для скорости, а не для выпендрежа, — попробовал он уговорить совестливый внутренний голос. — А остальные как? Простые, мирные граждане? Вопрос, впрочем, риторический, ответа не требует».
Вздохнув, Саша повернул ручку настроенной на радиоволны магнитолы. Салон наполнил хриплый голос известного барда. Саша вслушался в слова песни, что называется, на злобу дня: «Едет Главный по стране на серебряном коне, Главный всем людям поможет, дай ему здоровья Боже, всех бандитов перебьет, работягам он нальет…» И здесь он! Вот что значит харизма! Особенно в нашей стране. Турецкий крутанул ручку дальше, перескочив на другую радиостанцию.
«Да, скифы мы, да, азиаты мы, с раскосыми и жадными очами», — вспомнил Саша поэта и отчего-то опечалился.
Но вот наконец яркие огни любимого ресторана, отдельный кабинет, клубы табачного дыма, в которых раскрасневшиеся лица Грязнова и Гоголева кажутся слегка нереальными.
— А вот и Санечка! Не прошло и двух часов. Ну рассказывай! Что там подают на царских приемах?
— Привет, громодяне! Налейте скорей рюмку водки, а то впаду в кому! Можно стакан!
— Неужто там не наливали?
— Вина заморские, шампанское, правда, отечественное, но из самых дорогих. Только все это не моя группа товаров, как вы понимаете.
— А закусь? Ужасно интересно знать, чем вы эти компоты закушивали?
— Бутербродами: рыбка, икорка, буженинка. По штуке на брата. Ну и корзиночками с салатиками. Что там еще? Пирожные всякие, печенюшки, фрукты. Это же не кремлевский прием, а прокурорский. А мы, как вы слышали, живем за вознаграждение. Так что все было очень скромненько. Короче, я голоден как волк. Налейте, православные!
Грязнов немедленно наполнил внушительную граненую рюмку на толстой ножке, Гоголев накладывал на тарелку друга всевозможные закуски.
— Ужасно рад видеть тебя, Виктор!
— Взаимно!
— А меня не рад, что ли?! — воскликнул Грязнов.
— Боже мой, Славка! Что ж ты за ревнивец такой?! Нет, нужно тебя женить! Чтобы не обрушивал на друзей нерастраченные чувства.
— Господи сохрани! — аж перекрестился Грязнов. — Единственная особа женского пола, которую я скрепя сердце принял в свой дом, — кошка Муся, подсунутая Денисом. Да и то временно, пока племяш отъехал в отпуск.
И, увидев лица друзей, успокоил:
