– А откуда ты знаешь, сколько она нам присылает? – возмутился Виктор.
– У нас город маленький, а у меня знакомства есть на почте. Да тебя, Витя, весь наш город осуждает! Живешь на деньги своей бабы! Отправил ее к черту на рога, а сам прохлаждаешься. Измельчал нынче мужик!
– Пап, ты че ее слушаешь? Гони ее отседова! Тоже мне, пришла, за справедливость она борется. Ты бы лучше свою дочку воспитывала, глядишь, она не принесла бы в подоле двойню. А то все учат, гляди-кась!
Соседка, что-то бормоча про себя, почти выбежала из квартиры. За столом установилась неприятная напряженная тишина.
– Может, и впрямь у нее кто-то появился, а? – Хоть и не хотел Виктор произносить вслух свои предположения, но слова словно сами вылетели.
– А я уверена, что мамка работает, – встала на защиту матери Ленка. – Вот найдет и мне работу – вызовет. Не Лидку же ей приглашать! И вообще, ты же сам можешь ей позвонить.
– Так ведь в Германию. Дорого же!
– А ей не дорого? – буркнул Юрок. – Что-то мы правда совсем про мамку забыли.
– Я мигом. – Виктор достал телефон и позвонил в Германию. Послушал длинные гудки, прижав палец к губам, – мол, сейчас. Когда же услышал голос жены, не сразу ее узнал: отвык. – Таня? Это ты?
– Витя? Да, это я. Ты что? Случилось что-то? С Леной? Юрочкой? – переполошилась Татьяна. Ее голос звучал так близко, что даже дети услышали.
– Нет, все здоровы. Мы, того, поздравляем тебя с днем рождения. Ты-то как там, в Германии?
– Да нормально. Спасибо за поздравления. А я и забыла про свой день рождения! У меня все хорошо. Я здорова. Работаю, правда, как лошадь.
– Может, ты Ленку вызовешь, она будет тебе помогать? – вдруг вспомнил о дочери Виктор.
– Нет уж, лучше я сама. Здесь пахать надо, а она не приучена, – вздохнула на другом конце провода Татьяна. – Ну ладно, нечего деньги зря тратить. Я лучше сама буду вам звонить, здесь, когда спутник пролетает, дешевле, почти бесплатно. Вы деньги-то кладите в банк! Хотя сами не маленькие, все понимаете. Не всю жизнь же я буду вас кормить! Вить, слышишь? Ты на работу устроился?
– Да! – гаркнул Виктор в трубку. – Я работаю… как же.
– Вот и хорошо. Ладно, целую вас всех.
И пошли короткие гудки.
– Бать, ты че врешь, что работаешь? – спросил Юрок. – Вот мамка за немца замуж выйдет, и че ты делать будешь? Думаешь, она так и будет тебе бабки присылать?
– Ты сам техникум сначала закончи, а потом отца учи. – Виктор легонько шлепнул сына по затылку. – Ладно, давайте за мать выпьем. Я рад, что мы поговорили.
– Так хорошо было ее слышно, – сказала Ленка. – Словно она здесь, с нами. За нее!
11. Раушенбург
Ноги сами привели его в пивную. Вечером там набилось много народу, все по большей части местные, туристов – всего несколько человек, да и то в основном женщины, любительницы пива, их сразу замечаешь – по их разгоряченным и веселым лицам, по бесшабашности, свойственной отдыхающим. Йохан сел в самом углу, за маленький столик на одного, заказал пиво и жареную колбасу. Из головы не выходила мать. Что с ней теперь будет, когда случилось то, что и должно было произойти, – когда обнаружили труп Мати? Увидеть тело дочери в таком виде спустя год – испытание не из легких. Конечно, одним опознанием не обошлось. Их с матерью вызывали в полицию, задавали прежние вопросы: с кем они видели Матильду перед тем, как она пропала? Часто ли она проводила время в лесу с приятелями? Идиотские вопросы! Откуда же им знать, где, когда и как именно она проводила свое свободное время? С мужчинами, понятное дело, об этом весь город знал, но кавалеры у нее менялись постоянно, поэтому сказать, что в лес ее водил кто-то конкретный – нельзя. Попался, видать, какой-то психически больной, которому было мало просто удовольствия в обладании женщиной: захотелось более экстравагантных ощущений, на грани безумия. Как умерла Мати? Удушили ее? Зарезали? Об этом пока никто не знал, результаты экспертизы будут готовы еще не скоро.
Он переживал за душевное здоровье матери, но и с ним происходило что-то странное. Вроде бы он продолжал оставаться прежним Йоханом: просыпался и делал привычные каждодневные дела, но мир изменился. Словно все вокруг стало каким-то иным. И вкус воздуха показался ему таким же, как в детстве, и взгляд матери – тем, каким он был лет двадцать тому назад. Даже шум проезжающей машины сегодня рано утром показался ему до боли знакомым – так шуршали шины автомобиля, каждое утро проезжавшего под окнами их кухни, где маленький Йохан пил кофе и ел свой завтрак. Что с ним-то случилось? Вероятно, пережитое потрясение, когда он обнаружил в лесу тело Мати, не прошло бесследно и для него, и мозги его перетряхнуло – как если бы его самого потрясли, словно копилку с монетами. Видимый мир вокруг него стал ярче, резче, будто его кто-то чисто промыл. Приблизительно такие же ощущения он испытывал после смерти бабушки. Все вроде бы оставалось на своих местах, и в то же время весь мир изменился, стал, наоборот, матово-трагическим, горьковатым на вкус. Особенно тяжело маленький Йохан переживал совпавшее с этими ощущениями свое присутствие в берлинском театре, где давали «Жизель», и балерины, изображавшие утопленниц, казались ему настоящими покойницами. Несколько недель он не узнавал самого себя, а потом школьная жизнь закружила его, вернула в прежнее спокойное состояние. Вот и теперь – что-то изменилось.
Принесли пиво. Йохан сделал глоток и не почувствовал вкуса. Горьковатая холодная жидкость. Может, он заболел? Переживал за мать, а нервы расшатались у него самого? Вот так всегда. Ожидаешь одного, а в жизни происходят совершенно непредсказуемые вещи. Хотя разве сам факт того, что спустя целый год в лесу именно он обнаружит платье своей сесты, мог быть предсказуем? Разве это все не удивительно?
И тут он увидел человека, о ком думал все эти дни, но эту мысль он постоянно от себя гнал как безумную, не имеющую смысла. Фридрих. Он сидел буквально через столик от него и с аппетитом поедал картофельное пюре. Фридрих словно материализовался – после того, как Йохан долго, упорно думал о нем, мысленно вызывая его дух, вспоминая его внешность, даже пытаясь мысленно задать ему важные вопросы, касающиеся Матильды. Или это не Фридрих, а действительно – его дух? Призрак? Чтобы проверить это, Йохан встал и на ослабевших от волнения ногах («А вдруг я схожу с ума?!») подошел к столику, встал за спиной предполагаемого Фридриха, широкоплечего, крепкого мужчины с крупной головой, светившейся ранними залысинами, обрамленными жирно поблескивающими редкими темными локонами.
– Здорово, Фридрих, – сказал Йохан, кладя ему руку на плечо словно бы для того, чтобы проверить, материален ли на самом деле его приятель. – Не узнаешь?
Фридрих повернулся и, увидев Йохана, расплылся в дружелюбной улыбке. На его толстых губах блестело масло.
– Привет, Йохан, рад тебя видеть. Присаживайся.
– Я сейчас, – и Йохан попросил официантку перенести его тарелку и пиво на столик Фридриха. – Что-то я проголодался сегодня.
