Следующая улица тоже оказалась перекрыта. Двое немецких караульных тут же наставили на нее винтовки. За их спинами маршировала колонна солдат.
Вокруг грохотали грузовики и автобусы, съезжаясь в одну точку – на площадь. Что-то явно готовилось. Вианна пыталась увести детей подальше, но улочки, одна за другой, оказывались недоступны для пешеходов.
В результате против своей воли она все-таки оказалась на площади. Остановилась, прижала к себе детей.
Безумие. Ад кромешный. Автобусы выстроились в очередь, выплевывая потоки пассажиров – все с желтыми звездами. Женщин и детей выталкивали наружу, немцы образовали по периметру площади живой забор, а жандармы срывали с женщин украшения и тащили людей дальше.
– Ты! – рявкнул один из жандармов старому, очень старому человеку, стоявшему недалеко от Вианны. – Halt!
Седобородый старик замер и, тяжело опираясь на трость, обернулся к полицейскому. Жандарм схватил старика. Тот попытался высвободиться, но полицейский толкнул его с такой силой, что старик влетел в ближайшую стеклянную витрину. Жандарм сорвал с несчастного штаны, обнажив обрезанный пенис. А потом отправил старика на мостовую ударом приклада.
– Мама! – закричала Софи.
Вианна зажал дочери рот рукой.
Слева от нее молодую женщину толкнули на землю, а потом подняли и потащили за волосы через толпу.
– Вианна?
Она резко обернулась и увидела Элен Рюэль. В одной руке кожаный чемодан, другой она держала маленького мальчика. Мальчик постарше стоял рядом. У матери и старшего мальчика на одежде желтые звезды.
– Возьми моих сыновей, – в отчаянии попросила она Вианну.
– Что? – ошарашенно проговорила та, озираясь по сторонам.
– Нет, мама, – сказал старший мальчик, – папа велел мне заботиться о тебе. Я тебя не оставлю. Мы должны быть вместе.
Позади них оглушительно засвистели.
Элен толкнула младшего мальчика к Вианне, так что он налетел на Даниэля.
– Его зовут Жан-Жорж, как дядю. В июне будет четыре года. Родственники мужа в Бургундии…
– Но у меня нет документов для него… меня убьют…
– Ты! – крикнул один из солдат. Он схватил Элен за волосы, она повалилась на старшего сына, тот с трудом удержал мать.
А потом Элен и ее сын исчезли в толпе. А малыш остался рядом с ними, и плакал, и звал маму.
– Надо уходить. Немедленно.
Она схватила Жан-Жоржа за руку так крепко, что он зашелся в слезах: мама! Умоляя ребенка замолчать, Вианна пробежала по одной улице, по другой, вверх, вниз, обходя баррикады и группы солдат, выбивающих двери домов и вытаскивающих евреев на площадь. Дважды их останавливали – и пропускали, потому что у них на одежде не было желтых звезд. Выйдя на грязную проселочную дорогу, они пошли медленней, но не останавливались, хотя оба мальчика хныкали не переставая.
Перевели дух лишь у ворот Ле Жарден.
Перед домом стоял черный «ситроен» фон Рихтера.
– О нет, – прошептала Софи.
Взглянув на дочь, Вианна увидела в ее глазах отражение своего страха, и тут же поняла, что нужно делать.
– Надо его спасать, иначе мы ничем не лучше их, – сказала она. Вот и все. Она не хотела втягивать в это дело дочь, но что ей оставалось? – Я должна уберечь этого мальчика.
– Как?
– Пока не знаю, – признала Вианна.
– Но фон Рихтер…
Как будто услышав свое имя, он появился в дверях – совершенно неуместный здесь в своей идеально аккуратной форме.
– А, мадам Мориак, – сказал он, пристально глядя на нее. – Вот и вы.
Вианна изо всех сил старалась казаться спокойной.
– Мы ходили в город, по магазинам.
– Не лучший день для покупок. Евреев собирают для депортации. – Он подошел ближе, остановился рядом с яблоней, на голых ветвях которой трепетали лишь полоски ткани. Красная. Розовая. Желтая. Белая. И новая, для Бека, – черная.
– А это что за молодчик? – спросил фон Рихтер, покровительственно стирая слезы с детской щеки рукой в черной перчатке.
– Сын подруги. Его мать умерла от туберкулеза несколько дней назад.
Фон Рихтер отдернул руку, как будто ему сообщили, что мать ребенка умерла от бубонной чумы.
– Не смейте приводить этого ребенка в дом. Ясно? Немедленно отправьте его в приют.
Приют. Мать Мари-Тереза.
Она кивнула:
– Конечно, герр штурмбанфюрер.
Немец двинулся к воротам, но на полпути обернулся:
– Завтра мы уезжаем, но перед этим я хочу, чтобы вы как следует накормили меня и моих людей.
– Уезжаете? – переспросила она, стараясь не выказать вспыхнувшей надежды.
– Оккупируем остальную Францию. Никакой больше Свободной Зоны. Давно пора, черт возьми. Это ваше самостоятельное французское правительство – это была просто шутка. Не разрешать же вам, французам, самим управлять такой прекрасной страной. Хорошего дня, мадам.
Вианна осталась стоять, держа детей за руки. Даже сквозь плач Жан-Жоржа она расслышала, как хлопнула калитка и заурчал мотор.
Софи спросила:
– Мать Мари-Тереза его спрячет?
– Надеюсь. Отведи Даниэля в дом и запри дверь. Не открывай никому, кроме меня. Я вернусь как только смогу.
– Ты молодец, мама.
– Посмотрим, – оставалось надеяться, что все обойдется.
Когда дети ушли в дом и заперлись, она повернулась к маленькому мальчику:
– Пойдем, Жан-Жорж.
– К маме?
Она не нашла в себе сил посмотреть ему в глаза.
– Пойдем.
Пока Вианна с малышом шли обратно в сторону города, зарядил дождь. Жан-Жорж то хныкал, то плакал, но Вианна так нервничала, что едва его слышала.
Можно ли просить мать-настоятельницу так рисковать?
Но как не просить?
Они прошли мимо церкви к монастырю. Орден Сестер Святого Иосифа был основан в 1650 году шестью женщинами, которые хотели помочь бедным соседям. К началу Французской революции, когда религиозные организации по всей стране запретили, орден насчитывал тысячи членов по всей Франции. Некоторые из сестер стали мученицами – погибли на гильотине.
Вианна подошла к монастырским воротам и стукнула тяжелым дверным молотком.
– Зачем мы сюда пришли? – всхлипнул Жан-Жорж. – Мама здесь?
– Тсс.
Дверь открыла монахиня с круглым добрым лицом, в белом апостольнике и черном платке поверх.
– Вианна, – улыбнулась она.
– Сестра Агата, я бы хотела поговорить с матерью-настоятельницей, если можно.
