Я – актриса, и это моя роль. Я влюбленная школьница, улизнувшая на свидание к кавалеру…
Она придумала такой образ и оделась соответственно. И была абсолютно уверена, что сможет – если спросят – убедить любого немца.
Из-за баррикад на улицах она добиралась дольше, чем рассчитывала, но вот и бульвар Сен-Жермен.
Изабель остановилась под фонарем. Автомобили медленно ползли по мостовой, сигналили, моторы мирно урчали, цокали лошадиные копыта, трезвонили звонки велосипедов. Но даже в царившем вокруг шуме бульвар, казалось, утратил привычные краски и жизнь.
Рядом остановился полицейский фургон, оттуда вылез жандарм в плащ-накидке, со стеком в руках.
– Как вы думаете, не понадобится ли мне сегодня зонтик?
Изабель чуть не вскрикнула от неожиданности. Она так пристально следила за полицейским – тот как раз переходил через дорогу, направляясь к какой-то даме на пороге кафе, – что совсем забыла о своей миссии.
– Д-думаю, будет солнечный день, – выпалила она.
Мужчина схватил ее за плечо и повел по внезапно опустевшей улице. Забавно, как один полицейский фургон может распугать парижан. Никто не хотел оказаться поблизости в случае чьего-нибудь ареста – ни в качестве свидетеля, ни для защиты.
Изабель попыталась рассмотреть спутника, но они шли слишком быстро. Все, что удалось разглядеть, – его ботинки: кожа старая, шнурки истрепались, а на левом дыра.
– Закрой глаза, – приказал он.
– Зачем это?
– Закрой.
Изабель не из тех, кто вслепую пойдет не пойми куда (при других обстоятельствах она непременно отпустила бы колкость на этот счет), но ей так страстно хотелось стать частью важного дела, что она подчинилась. Так и шла с закрытыми глазами.
Наконец они остановились. Стук в дверь, четыре раза. Затем послышались шаги, скрип открываемой двери, в лицо пахнуло табачным дымом.
Мужчина втолкнул ее внутрь, дверь захлопнулась. Изабель открыла глаза, хотя никто ей этого не разрешал. Но пора продемонстрировать характер.
Зрение вернулось не сразу. Темнота и сигаретный дым. Свет давали лишь две лампы, слабо мерцавшие в сизой пелене.
За деревянным столом вокруг переполненной пепельницы сидели мужчины. Двое помоложе, в залатанных куртках и потрепанных штанах. А между ними – хрупкий старичок с пышными седыми усами, Изабель узнала его. Женщина, с которой она встречалась, стояла у дальней стены. Вся в черном, точно вдова, она тоже курила.
– Мсье Леви? – смело начала Изабель. – Это вы?
Старик стянул ветхий берет, обнажив блестящую лысину:
– Изабель Россиньоль…
– Вы ее знаете? – удивился один из мужчин.
– Я был постоянным клиентом в книжном магазине ее отца, – ответил мсье Леви. – И я слышал, что мадемуазель импульсивна, недисциплинированна и бесконечно очаровательна. Из скольких школ вас выгнали, Изабель?
– На одну больше, чем следовало, как сказал бы отец. Однако что теперь пользы в знании, куда усадить второго сына посла на торжественном приеме? – фыркнула Изабель. – Но я по-прежнему очаровательна.
– И все так же говорлива. Безрассудные поступки и неосторожные слова могут погубить любого в этой комнате, – строго сказал мсье Леви.
Изабель, осознав свою оплошность, молча кивнула.
– Вы очень юны, – заметила женщина в черном.
– Я специально оделась, чтобы выглядеть моложе. И потом, мне кажется, молодость – это преимущество. Кто заподозрит девятнадцатилетнюю девчонку? Да и вам должно быть прекрасно известно, что женщина способна на то, что не под силу мужчинам.
Мсье Леви, откинувшись на спинку стула, внимательно изучал ее.
– Ваш друг дал вам очень лестные рекомендации.
Анри.
– Он сказал, вы несколько месяцев разносили листовки. А вчера, по словам Анук, вы вели себя крайне трезво и сдержанно.
Анук кивнула, подтверждая.
– Я на все готова! – выпалила Изабель. Нельзя допустить, чтобы эти люди отвергли ее.
– Вам понадобятся фальшивые документы, – после долгой паузы произнес мсье Леви. – Новый паспорт. Бумаги мы раздобудем, но потребуется время.
Изабель шумно втянула воздух. Ее приняли! Предчувствие судьбы охватило ее. Она обязательно совершит нечто значительное, теперь она точно это знает.
– Пока что наци настолько самонадеянны, что не в состоянии поверить, будто им может противостоять какое-то Сопротивление, – сказал Леви. – Но скоро они все поймут… поймут, и тогда наша жизнь станет гораздо опаснее. Никому не рассказывайте о связи с нами. Никому. Даже родным. Это ради их и вашей безопасности.
Изабель в этом не видела ни малейшей проблемы. Никому нет дела, где она бывает и чем занимается.
– Хорошо. А… что я должна делать?
Анук пересекла комнату, перешагивая через стопки листовок на полу. Изабель разглядела заголовки – что-то про английские бомбардировки Гамбурга и Берлина. Анук достала из кармана и протянула ей сверток из бурой бумаги размером с карточную колоду, перетянутый бечевкой:
– Доставите это в табачную лавку в старом квартале Амбуаза, прямо под замком. Пакет должен быть там завтра не позднее четырех часов пополудни. – Она вручила Изабель половину пятифранковой банкноты: – Покажете ему купюру. Если у него есть вторая половина, отдайте пакет. И сразу уходите. Не оглядывайтесь. Не заговаривайте с ним.
Пряча пакет и банкноту, Изабель услышала короткий резкий стук в дверь. Все мгновенно замерли, переглянулись, в воздухе разлилось напряжение. За дверью мог быть кто угодно – полиция или нацисты.
Еще три удара.
Мсье Леви спокойно кивнул.
В дверь ввалился лысый толстяк с морщинистым лицом в старческих пятнах.
– Вот, шатался тут по округе. – С этими словами он впустил в комнату пилота английских ВВС в летной форме.
– Бог мой… – прошептала Изабель.
Анук хмуро кивнула:
– Уже не первый. Падают с небес. – И криво улыбнулась собственной шутке. – Сбитые летчики, умудрившиеся ускользнуть от немцев.
Изабель во все глаза смотрела на англичанина. Всем известно, что полагается за помощь британским летчикам, объявления расклеены по всему городу. Тюрьма, а то и смертная казнь.
– Раздобудьте для него одежду, – приказал Леви.
Толстяк заговорил с летчиком, но тот, разумеется, не понимал по-французски.
– Они сейчас найдут для вас одежду, – перевела Изабель.
В комнате воцарилась тишина. Все уставились на нее.
– Вы говорите по-английски? – потрясенно спросила Анук.
– Вполне сносно. Два года в швейцарском пансионе.