Даниэль шел рядом с Вианной, крепко держа ее за руку. Он все еще боялся без нее. Это огорчало Вианну до глубины души. А вдруг мальчик все-таки помнил, что потерял всех родных – отца, мать, сестру? Может, прижавшись к ней в кровати, он превращался в Ари, осиротевшего малыша?
Вианна хлопнула в ладоши:
– Дети, внимание, переходим дорогу. Софи, ты за главную.
Дети аккуратно пересекли дорогу и припустили вверх по склону холма к обширному пруду, одному из любимых уголков Вианны. У этого пруда они с Антуаном впервые поцеловались.
На берегу дети торопливо сбрасывали одежду – и вот они уже в воде. Вианна посмотрела на Даниэля:
– Не хочешь поплескаться с сестрой?
Даниель закусил нижнюю губу, глядя на резвящуюся в воде ребятню.
– Не знаю…
– Можешь и не плавать, если не хочешь. Просто поболтаешь в воде ногами.
Он нахмурился, задумчиво надул щеки. Потом все же отпустил ее руку и осторожно направился к Софи.
– Так за тебя и цепляется, – заметила настоятельница.
– У него бывают кошмары, – призналась Вианна, едва не добавив как и у меня, но внезапно к горлу подступила тошнота. Пробормотав «простите», она бросилась к ближайшему дереву, и там ее вырвало. Желудок был практически пуст, но позывы не прекращались, да еще и слабость накатила.
Рука матушки легла на спину, погладила, успокаивая.
Вианна выпрямилась, попыталась улыбнуться:
– Извините, не пойму, что со мной… – И замолчала. Похолодела, будто ее окатили ледяной водой. – Вчера утром тоже тошнило.
– О нет, Вианна. Ребенок?
Вианна не знала, смеяться, плакать или кричать от ярости. Она ведь столько молилась еще об одном ребенке.
Но не сейчас.
Не от него.
В ту неделю Вианна почти не спала. Она совсем обессилела. По утрам тошнило все сильней.
Сидя на краю кровати, она смотрела на Даниэля. Пять лет. Опять вырос из своей пижамы, из рукавов и штанин торчат тоненькие ножки и ручки. В отличие от Софи он никогда не жаловался на голод, на то, что читать приходилось при тусклой свечке, или на жуткий серый хлеб по карточкам. Он попросту ничего другого и не знал.
– Эй, Капитан Дэн, – негромко позвала Вианна, убирая непокорную черную прядь с детского лба.
Малыш перевернулся на спину и улыбнулся, продемонстрировав дырку на месте переднего зуба.
– Мам, мне конфеты снились.
Дверь распахнулась. В комнату, запыхавшись, влетела Софи:
– Мам, скорее.
– Софи, я так…
– Скорее.
– Пойдем, Даниэль. Вид у нее серьезный.
Он радостно прыгнул к матери. Даниэль уже так вырос, что Вианна не могла носить его на руках, поэтому просто обняла покрепче. Достала единственную подходящую одежду – полотняные штаны, сшитые из старых шароваров, найденных в амбаре, и свитер, связанный из последних остатков синей шерсти. Когда он оделся, она взяла малыша за руку и вывела в гостиную. Входная дверь была нараспашку.
Звонили колокола. В церкви. Откуда-то доносилась музыка.
Марсельеза?!
Софи стояла во дворе под яблоней. А мимо дома маршировала колонна немцев. Чуть позже появились машины. Танки, грузовики и автомобили грохотали по дороге, поднимая облака пыли.
Черный «ситроен» затормозил на обочине. Из него вылез фон Рихтер – в грязных ботинках, глаза закрыты темными очками, губы крепко сжаты.
– Мадам Мориак.
– Герр штурмбанфюрер.
– Мы покидаем ваш жалкий, убогий городишко.
Она не отвечала. Слишком опасно. Стоит сказать что-нибудь не так – и он убьет ее на месте.
– Война не окончена, – объявил он, но кого пытался убедить, ее или себя, она не поняла.
Он бросил взгляд на Софи, пристально посмотрел на Даниэля.
Вианна стояла неподвижно, с каменным лицом.
Он обернулся к ней. Заметил свежий кровоподтек на щеке, улыбнулся.
– Фон Рихтер! – окликнули из машины. – Оставь ты эту французскую шлюху.
– Шлюха и есть, – сказал он.
Стиснув зубы, Вианна молчала.
– Я тебя забуду, – наклонился он к ней. – Интересно, получится ли у тебя.
Он зашел в дом и вскоре вышел обратно с кожаной сумкой в руках. Даже не взглянув на Вианну, вернулся к машине. Хлопнула дверца.
Вианна схватилась за ворота, чтобы не упасть.
– Они уходят, – сказала Софи.
Ноги у Вианны подкосились. Она упала на колени.
Софи опустилась рядом с матерью, крепко прижала к себе.
Подбежал босой Даниэль.
– Я тоже! – радостно крикнул он. – Тоже хочу обниматься! – Малыш втиснулся между ними, и все трое со смехом повалились в сухую траву.
Весь последний месяц после ухода немцев из Карриво отовсюду сыпались хорошие новости. Союзники побеждали, но война еще не кончилась. Германия не сдавалась. Светомаскировку не убрали совсем, но сменили на «частичное затемнение», так что окна снова пропускали свет – неожиданный подарок. Но Вианна все никак не могла расслабиться. Если она не думала о фон Рихтере (вслух она больше никогда не произнесет его имени, но и забыть не удастся), то сходила с ума от тревоги за Изабель, Рашель и Антуана. Она писала Антуану почти каждый день, выстаивала огромные очереди на почте, чтобы отправить письма, хотя Красный Крест и утверждал, что корреспонденция пока не проходит. Больше года от мужа не было вестей.
– Ты опять бродишь туда-сюда, мам, – заметила Софи. Она сидела на диване в обнимку с Даниэлем, с книжкой на коленях. На каминной полке стояли фотографии, которые Вианна принесла из погреба в сарае. Она изо всех сил старалась превратить Ле Жарден снова в настоящий дом. – Мама?
Голос Софи вернул Вианну в реальность.
– Он вернется, – сказала Софи. – И тетя Изабель вернется.
– Да, конечно.
– А что мы скажем папе? – спросила Софи, и Вианна поняла, что дочь давно хотела задать этот вопрос.
Вианна положила руку на пока еще плоский живот. На первый взгляд она не изменилась, но Вианна хорошо знала свое тело – в ней росла новая жизнь. Она вышла из гостиной, распахнула парадную дверь. Босиком шагнула на каменные ступени, чувствуя мягкий мох под ногами. Не обращая внимания на острые камешки, вышла на дорогу и повернула в сторону города.
Справа – кладбище. Его разбомбили два месяца назад. Старые каменные надгробия покосились и раскололись на части. Земля потрескалась, тут и там зияли воронки.
Из-за поворота показался человек.
Позже Вианна часто гадала, что заставило ее выйти из дома тем осенним вечером в тот самый час, но на самом деле знала ответ.
