Аппетит, который не изменял мне весь день (я только одних бутербродов съела десяток!), пропал. Меня снова тошнило. В такие минуты меньше всего думается о ребенке.
Чтобы отвлечься, решила снова надеть на себя подвенечное платье. Подумалось вдруг: а почему это я должна надеть колье, самое красивое украшение, что у меня было, на второй день, а не на первый? Когда мы с Беатрисс обсуждали мои наряды, разве могла я предположить, что потеряю свою подругу и меня заподозрят в ее убийстве? Так что, милочка, сказала я сама себе, второго дня может и не быть. Надевай-ка колье в первый день, покажи бриллианты, ослепи всех важных гостей, удиви, пусть и Марк полюбуется, какая у него красавица-жена. А вот шапочку можно попридержать до лучших времен. Хотя… А почему бы не надеть и шапочку и колье? Для невесты не вычурно. Я решила примерить еще раз прозрачное, из пышной, воздушной материи платье, надела его, потом нацепила шапочку и наконец открыла голубую коробку. От катящегося в ночь малинового солнечного шара и бриллианты засверкали бордовыми, оранжево-пунцовыми, рубиновыми, остро-фиолетовыми, густо-синими и слепяще-золотыми лучами… Если бы бриллианты могли пахнуть, это был бы сложный, пряный, необычайно свежий, бодрящий и одновременно опьяняющий аромат, отдающий кровью…
…Я стояла перед зеркалом и не узнавала себя. Это была не жертвенная и суетливая, готовая на все подруга Беатрисс Белка, а ослепительная, любимая мужчиной, а оттого и сильная, уверенная в себе золотоволосая кареглазая красавица Изабелла… Судьба так распорядилась, что Беатрисс не должна была увидеть меня такой. Сердце ее не выдержало бы – разорвалось. Ей следовало для этого умереть.
Я торопливо, словно боясь, что меня застанут в таком неприлично роскошном виде, разделась, повесила платье на плечики в гардероб, сняла бриллианты и вдруг подумала о том, что не хватает серег. «Серьги чуть позже, всему свое время…» – вспомнила я слова Беатрисс, и что-то нехорошее шевельнулось под сердцем. Что она имела в виду? Я хорошо знала Беатрисс, она не такая, чтобы забыть о паре бриллиантовых сережек. Она знала, что не придет на свадьбу. Неужели собиралась подарить их мне за день до бракосочетания? Но и в этом не было никакого смысла. И еще. Серьги должны были подходить к этому колье. Безусловно, это был комплект. Тогда куда же она подевала серьги? Неужели носила сама?
Я снова открыла голубую бархатную коробку, устланную белым атласом, и внимательно присмотрелась к углублениям в нем. Ну да, так и есть, вот они – следы пребывания там серег! Я приподняла пальцами шелковую плотную ткань, потянула, и верхняя часть прямоугольного футляра сдвинулась с места, открыв взгляду двойное дно (ай да Беатрисс, ты не можешь и дня прожить, чтобы не удивить, и здесь оставила еще одну тайну! Теперь ты понимаешь, почему я так любила тебя?!), где лежал белый конверт с двумя выпуклостями. Там были сережки. Не обиделась, значит, моя подруга, что я не пригласила ее на свадьбу, просто решила меня немного подурачить, потомить, прежде чем показать мне сережки. Я уверена, Беатрисс, ты хотела мне позвонить вечером, за несколько часов до свадьбы, и, хохоча в трубку, намекнуть, взгляни, мол, дурочка, внутрь футляра, может, и найдешь чего…
Не такая я и дурочка, Беатрисс.
Я открыла конверт, вытряхнула сережки и закрыла глаза. Боже ты мой! Под сережками было письмо. Беатрисс, если бы только знала, как я стала бояться твоих писем!
Еще одно объяснение, почему ты не сможешь прийти ко мне на свадьбу, как не сможешь ни проснуться утром, ни расчесать свои стриженые черные волосы, ни взглянуть на себя в зеркало зелеными глазами, ни поцеловать копию Захара, ни позвонить мне, ни покурить вместе со своим восьмидесятилетним соседом-«любовником», сидя на жесткой шкуре зебры?..
«Белка, я рада, что ты нашла эти сережки. Скажи, они прелесть, напоминают ландыши. Это мой подарок тебе, моя самая близкая и дорогая подруга. Да, у меня не было подруг дороже. У меня вообще никогда не было подруг, кроме тебя. И я люблю тебя, моя ласковая, умная и заботливая сестра. Можно, я буду так тебя называть?»
Я вспотела, пока читала эти строки. Многообещающее начало, ничего не скажешь.
«…Ты хочешь знать всю правду? Так слушай. Дорогая моя, бесценная Белка, если бы ты знала, как я обрадовалась, когда узнала, что ты не беременна от Марка. Это развязало мне руки окончательно. Пойми, теперь, когда ты держишь в руках и колье и сережки, ты должна понять, что такие подарки людям не дарят просто так. Все это стоит денег, и больших. Ты не подозреваешь, моя преданная дурочка, что я купила у тебя Марка. Вот только что, в ту секунду, когда ты взяла своими нежными пальчиками эти чудесные ландыши. Даже если Марк сейчас дома и ест приготовленное тобой рагу или суп, знай: он уже мой и ты не имеешь права даже говорить с ним, не то чтобы дотронуться до него.
Хотя ты и раньше, наверное, догадывалась, что он всегда был моим. Я и оставалась с тобой, не рвала наши отношения только из-за Марка. Он всегда переживал за тебя, что ты останешься одна, что лишишься не только его, но и меня…
Мы с ним – с первой минуты знакомства. Не удивляйся. Захар был моим первым мужем, Марк – вторым. Захар ничего не знал, он бы не простил, и я потеряла бы его. Мне же нужны были оба. Я должна была быть любима этими мужчинами, и я заполучила их…»
Письмо выскользнуло из моих рук и полетело в бездну… Последний закатный луч коснулся «ландышей» и превратил их в две капли крови. В квартире было нестерпимо тихо. Я вдруг физически почувствовала необратимую потерю – Марк уже не вернется…
Не помню, как подняла письмо. Буквы расплывались перед глазами, я уже плохо соображала.
«…Ты морочила голову Марку, тебе казалось, что вы с ним играете в доставляющую вам обоим острое наслаждение игру, чем удивляли нас с Захаром. На самом же деле Марк просто боялся бросить тебя, боялся, что ты сотворишь что-то с собой, он всегда относился к тебе с непонятной для меня жалостью. Он не хотел тебя, моя маленькая рыжая Белка. А как сказать тебе об этом – не знал. Хотя я и давала ему великое множество советов. Ты боялась, что он изменяет тебе с какой-нибудь темпераментной соседкой или со своей смазливой секретаршей, а он хотел только меня.
Я водила тебя и Захара, вас обоих, таких смешных, за нос со своим бесплодием, рассказывала невероятное количество баек, а вы и верили. На самом же деле я ждала подходящего случая, чтобы соединиться с Марком, чтобы родить ребенка именно от него. А уже потом от Захара. У меня было бы два сына, от обоих моих мужей. Почему, спросишь ты, сначала от Марка? Да потому, моя милая сестрица, что он пока еще не был моим до конца, и я чувствовала это. Он должен был бросить тебя окончательно, забыть, чтобы я смогла сделать то, что задумала. Это мои желания, а я, как ты знаешь, всегда получаю то, что хочу. Надо только уметь ждать».
Я посмотрела на часы. Стрелка приближалась к девяти.
«…Когда ты вышла из тюрьмы (не представляю, откуда взялся этот идиот, который взял всю вину за убийство Захара на себя и тем самым спас тебя), Марк сказал мне, что первым делом позаботится о твоем здоровье. Что пообещает жениться. Что будет назначен день свадьбы. Ты убила моего мужа, Захара, я же не могла оставаться без Марка. Больше того, я вышла замуж за родного брата Захара, чтобы он постоянно напоминал мне о первом муже. Вот и получалось, что у меня снова два мужа. Борис согласился, чтобы я называла его Захаром. Он согласился бы на все, лишь бы быть со мной.
