Вскоре русская эскадра вышла из Порт-Артура и вступила в бой. В этом бою погиб адмирал Макаров, находившийся на флагманском броненосце «Петропавловск».
Андрею, оказавшемуся в госпитале, больше не хотелось жить, ему казалось, что он выжил за счет погибших и никогда не сможет оплатить этот счет. Но молодой организм все же взял свое. Витгерт стал поправляться. Его успели перевезти в госпиталь в Ляояне до того, как началась блокада Порт-Артура. От ампутации ног его спасли, но ходить Андрей не мог.
Как только он достаточно окреп для долгого путешествия, Витгерта отправили в Петербург. В дальневосточных госпиталях время от времени вспыхивала «маньчжурка» — разновидность брюшного тифа, уносившая жизни людей, уже шедших на поправку после ранения.
Раненых, избежавших заражения, старались перевезти подальше в тыл, где не было эпидемий, где хирурги не валились с ног от усталости и могли уделить побольше внимания каждому, где артиллерийские обстрелы казались далеким героическим приключением.
В санитарном поезде, вывозившем раненых, обязанности сестер милосердия исполняли несколько курсисток-медичек, добровольно отправившихся в эту трудную поездку.
Специальные поезда Красного Креста, оборудованные государыней императрицей по последнему слову медицинской науки, с удобными койками и дорожными операционными, не могли справиться с потоком раненых. Военные санитарные поезда состояли из жестких вагонов третьего класса, в которых между стойками сидений были натянуты парусиновые койки.
Витгерт качался в провисшей парусине, мучаясь от боли в перебитых ногах и духоты накалившегося на солнце вагона. Беспомощный, жалкий, не способный даже встать на ноги человек, подвешенный как куль в парусиновой тряпке… Казалось, дорога была бесконечной и боль тоже никогда не пройдет.
Очнувшись после короткого забытья, Витгерт почувствовал, что на его лоб кто-то положил прохладную руку. Рядом с ним стояла темноглазая девушка в косынке сестры милосердия.
— Неудобно вам лежать, господин лейтенант? — спросила она. — Койка коротка для вашего роста, да и холст совсем провис. Хотите, мы перенесем вас на другое место? Пока еще есть свободные места, но мы на каждой станции принимаем раненых, и скоро все будет забито…
Андрею показалось, что это неловко — причинять милой девушке беспокойство. Он только попросил пить. Сестра принесла стакан морса, такого вкусного, какого и пробовать-то ему никогда не доводилось. Или морс в ее руках приобрел особенный вкус?
— Вы не могли бы немного побыть со мной? — смущаясь попросил девушку Витгерт.
— Хорошо, я приду к вам, но только попозже. Сейчас у меня много работы.
Девушка пришла вечером, когда совсем стемнело и в вагонных фонарях зажгли стеариновые свечи. При таком освещении сестра милосердия показалась Андрею еще прекраснее, хотя на ее лице ясно читались следы усталости.
— Измучила вас дорога, господин лейтенант? Такие вагоны плохо приспособлены для перевозки раненых. Но вы потерпите. В этом составе мы доберемся только до Байкала, потом выгрузимся и дальше поедем в другом поезде, получше. Вам там будет удобнее. Вас решено везти в Петербург, ваш случай очень сложный…
— Как вас зовут? — спросил Андрей, взяв девушку за руку. В своем форменном коричневом платье и сестринском белом переднике она выглядела трогательно, как гимназистка…
— Мария Викентьевна. Маша, — ответила она, не отнимая руки. — Вам очень больно?
— Я терпелив по натуре. У вас прекрасное имя. Как у Пречистой Девы…
Витгерту было обидно, что Маша видит перед собой жалкого инвалида, не способного самостоятельно передвигаться. Андрей понял, что ему совершенно необходимо любой ценой встать на ноги.
В Петербурге он мужественно перенес три операции, после которых смог, правда, прихрамывая и опираясь на трость, сделать несколько первых шагов. Врачи обещали, что походка его станет со временем лучше, но только он сам должен приложить много труда.
У Андрея появилась цель — вновь научиться ходить. Своим усердием он поражал даже видавший виды госпитальный персонал, но дело шло все лучше и лучше…
Курсистка Мария продолжала его навещать. Любовь, вспыхнувшая внезапно, разгоралась все сильнее, и, едва оправившись от ран, Витгерт поехал вместе с Машей к ее родителям в уездный город Демьянов, чтобы официально попросить руки их дочери. Собственно говоря, у Маши и Андрея все уже было решено, но Витгерт настаивал на соблюдении всех традиций и получении родительского благословения.
Переступив порог богатого мерцаловского дома, Андрей был удивлен. Он не ожидал, что семья его невесты живет в такой роскоши.
На медицинских курсах обычно учились девицы из семей со средним достатком, если не совсем бедных.
Мария Викентьевна представлялась ему девушкой из небогатой провинциальной дворянской семьи. Витгерт полагал, что Машины родные, решившись дать дочери возможность получить столичное образование, пошли на большие жертвы.
В Петербурге Маша жила в красивой квартире, но Андрей знал, что это жилье принадлежит не ее родителям, а каким-то дальним родственникам. Мало ли по какой причине они решили поселить в своем пустующем доме бедную провинциалку! И Маша вовсе не была похожа на избалованную дочку уездного богача (иметь дело с девицами подобного сорта Андрей избегал).
И вдруг — этот роскошный особняк, почти дворец, с анфиладами комнат, набитых дорогими вещами, картинами, мрамором, бронзой, толпы слуг, и будущий тесть — процветающий предприниматель…
Но даже со всем своим богатством, Машенька была уже очень любимым и единственно нужным ему существом. Щепетильный Витгерт решил, что откажется от приданого.
Мерцаловы-старшие остались чрезвычайно довольны выбором дочери и благословили молодых, не затягивая дела.
Отец Маши наконец обрел человека, способного помочь ему в делах, а Витгерта порадовало, что он может предложить будущему тестю свои услуги и охотником за богатым приданым его никто не считает.
Глава 2
— Господа, позвольте тост, — Викентий Викентьевич Мерцалов был счастлив и горд. Его лицо раскраснелось от выпитого, но держался он бодро. — Я отдаю руку дочери достойнейшему человеку, офицеру, герою Порт-Артура, пролившему кровь за Россию. Машенька у меня одна, я всегда жил ради счастья дочери, и теперь, когда это счастье устроено, мне пора на покой. Такому человеку, как Андрей Кириллович, я могу смело передать дела по управлению нашей фирмой. Мой будущий зять, который позволил мне называть его сыном, вышел по ранению в отставку и намерен вступить на новое поприще — коммерческое, где, надеюсь, его ждет удача. За здоровье молодых, господа!
Гости зашумели и зааплодировали. Только Семен Ярышников, компаньон Мерцалова, весь вечер пребывавший в мрачном настроении, насупился еще сильнее.
Пока гости сидели за столом, в зале приготовили все для танцев. Стулья расставили вдоль стен, в углу разместили оркестр.
