И вот теперь я был взрослым, я видел уже шестнадцать зим, и,
наверное, всё случилось бы так, как мы тогда оба хотели.
Если бы не пришёл Торгрим…
День, когда всё началось, выдался непогожим. Морской великан
Эгир, повелитель подводной страны, с самого утра заварил в своём котле
неистовый ветер. Тяжёлые зимние волны, как водится, пробудились не сразу. Но к
вечеру даже во дворе сделалось слышно, как за сторожевыми скалами фиорда ревел
и бесновался прибой. Морской великан пробовал раскачать гранитные берега, но
нет, этот корабль был слишком остойчив. Тогда Эгир нагромоздил в небесах чёрные
тучи, и снежная буря обрушилась на фиорд.
Мокрые хлопья летели сплошной пеленой. Они слепили
сощуренные глаза, липли к одежде и впивались в лицо, точно железные иглы. В
такую погоду разумные люди предпочитают сидеть дома. За толстыми земляными
стенами, у светло горящего очага. И рассказывать о чём-нибудь, заняв руки
работой. И радоваться, что не пришлось угодить в эту бурю за три дня пути от
ближайшего жилого двора…
Другое дело, никто из нас, молодых, нипочём не захотел бы в
этом сознаться.
Когда стало темнеть, всех принял новый длинный дом, где
Гуннар хозяин устраивал домашний тинг и пиры. Стены дома изнутри были
бревенчатыми, а снаружи – из земли и камней. Крышу, подпёртую прочными
столбами, выстилал дёрн. Оттого летом длинный дом походил на громадный валун,
скатившийся с ближних гор и обросший зелёным мхом и травой. А зимой, заметённый
по крышу и окружённый сугробами, – на сугроб. И во всякое время года он
походил на корабль.
Просторный дом гостеприимно вместил всех, даже рабов. Рабы
устроились по углам, возле входной двери. Разложили для починки старую сеть и
тихо разговаривали между собой, стараясь не мешать.
Я хорошо помню, что Хёгни ярл сидел на почётном сиденье,
между резными родовыми столбами. На это место в любом доме сажают самого
знатного, будь то хозяин или его гость. А я принёс с собой медвежьих сухожилий
и плёл для лука новую тетиву, забравшись с ногами на широкую лавку. Скоро уже
рабыни приготовят вечернюю еду и внесут в дом столы.
Вот так мы сидели все вместе по праву свободных людей, и
Кари сын Льота рассказывал о своей молодости и о разных приключениях, которые с
ним бывали. Обо всём этом мы слышали прежде не один раз и не два. Но Кари умел
говорить занятно, и его рассказы не надоедали.
Кари недавно встретил свою сороковую зиму. Но женщины
по-прежнему считали его красивее иных молодых. Кари был вправду хорош собой и
любил дорогие одежды. Но не за красоту выделял его Хёгни ярл, а за бесстрашие и
умение сражаться. Он ходил кормщиком на его корабле и, как говорили, знал толк
в кораблях. А мы называли его – Хольмганг-Кари, то есть Поединщик. Это за то,
что он в молодости нередко пугал людей, притворяясь бéрсерком.
Берсерк!.. Слово, как хриплый боевой клич… Одетый в медвежью
шкуру – вот что оно означает. Берсерк, это неистовый воин, в котором скрытно
живёт дух предкамедведя. В сражении или просто в мгновение гнева этот дух может
проснуться. Тогда берсерк теряет речь и только страшно рычит. Он истекает пеной
и кусает свой щит. Он не чувствует боли от ран. И когда доходит до схватки,
такой воин стоит сотни обычных, потому что по сути он уже не человек, а
волшебный медведь. Бывает, такими рождаются, бывает, становятся, и не всегда по
собственной воле. Всякий вождь, за которым следуют один-два берсерка, считает,
что удача его велика. Однако берсерки неуживчивы и часто скитаются сами по
себе, вызывая людей на поединки и отнимая жён и добро. За это их многие боятся
и мало кто любит.
Наш Кари в своё время путешествовал таким образом по всему
Вику, от Хисинга до Скирингссаля, и никто не смел поспорить с ним лицом к лицу,
хотя он лишь притворялся.
Вот каков был наш Поединщик, и вот о каком былом он весело
рассказывал, когда со двора вдруг послышался остервенелый лай собак. В подобную
ночь собаки не станут выскакивать по пустякам. Помнится, Кари замолк на
полуслове. А я сразу подумал о медведе, которого чья-то неосторожность подняла
из берлоги и погнала, тощего, страшного, в свалявшихся космах, к человеческому
жилью на разбой. А может, сам белый Хозяин Льдов приплыл к берегу на
подхваченном ветром обломке? Такое бывало.
Псы, казалось, хотели и не отваживались напасть. И что-то
чужое упрямо шло к нашему порогу сквозь это рычащее, задыхающееся от ненависти
и страха кольцо…
Наверное, не я один подумал тогда о медведе. Все повернулись
к двери, и многие потянулись к оружию, висевшему на стенах. А рабы положили
сеть и подняли засов.
Сырой вихрь ворвался в дом. Пламя очага взвилось и яростно
зашипело. Во дворе было темно. Несколько человек подхватили копья и вышли
наружу с горящими головнями в руках. Было слышно, как они закричали на собак. А
потом вернулись в дом, ведя с собой человека.
Он был высокого роста, худой и широкоплечий. Он держал в
руках свои лыжи. Громадный пёс прижимался к его коленям, показывая клыки не
намного короче боевых ножей. От этих-то клыков с воем отскакивали наши сторожа.
Однако хозяин пса вовсе не походил на охотника, заплутавшего в погоне за
зверем. Нет. Он хорошо знал, куда шёл и зачем. И он добрался, куда ему
хотелось. А на боку у него в чехле висела секира.
Такие странники появляются из темноты и вновь исчезают
куда-то, но память о них всегда задерживается надолго…
Он стоял возле двери и молча смотрел на нас, сидевших по
лавкам. А мы смотрели на него. И тут оказалось, что мою Асгерд его приход
околдовал меньше всех. Я и не приметил, когда это она сорвалась со своего места
рядом со мной. Живо сбегала на другой конец дома, где готовилось угощение. И
вернулась с большой чашкой горячего отвара.
Незнакомец был мокрый, хоть выжми, и одежда на нём вся
заледенела. Он рукой ободрал лёд с бороды, стащил меховую шапку. Он был
темноволосый, с неровными седыми прядями на макушке. Словно кто взял белой
краски и мазнул его по голове. Впрочем, он был моложе, чем выглядел. Я это
понял по глазам.
Он взял у Асгерд горячую чашку и долго держал её в руках,
отогревая ладони. Руки были большие и красные. Он плеснул в огонь, жертвуя духу
приютившего его очага. И тихо сказал:
– Покорми и Серого, красавица, если ты так добра.
Я был среди тех, кто сразу подошёл рассмотреть незнакомца
поближе. Я сделал это ещё и потому, что боялся, как бы улёгшийся волкодав не
набросился на мою бесстрашную Асгерд. Но, видно, пёс был измучен не меньше
хозяина. Она поманила его, и Серый покорно поплёлся, оставляя на полу цепочку
мокрых следов. Я взял у пришельца меховую куртку и повесил на деревянный гвоздь
в стене. Потом я повёл его к хозяйскому месту. Пусть Гуннар бонд и старый ярл
примут его как надлежит.
– Будь гостем, – сказал ему мой воспитатель. –
Это дом Гуннара бонда сына Сиггейра, а я зовусь Хёгни сыном Хедина, морским
ярлом. А ты кто?
Человек посмотрел ему в глаза и ответил:
